«Она ведь мать царя родного Михаила…»
@kizhi
По мотивам поэмы Ф.Н. Глинки «Карелия». 1830 г.
Приближается 400-летие воцарения династии Романовых на Российский престол (1613—2013 гг.). Знаменитое Заонежье стояло у истоков зарождающихся исторических событий.
Заонежье — особенный край России на её северных просторах. Много загадочных тайн сокрыто в его истории. Например, как дикое захолустье избрал его царь Борис Годунов (1598—1605 гг.), сослав в древнее поселение Толвуя (упоминается в исторических источниках с 1375 г.) знатную боярыню — инокиню Марфу, мать будущего царя Михаила Романова (1613 —1645 гг.).
С 1601 года она провела в заточении долгих 5 лет. Марфа, заонежская заточница, в миру — Ксения Шестова, происходила из небогатой семьи костромских дворян. Была образованна и красива. Замуж вышла за Фёдора Романова из влиятельного боярского рода, явного претендента на царский престол в борьбе с Борисом Годуновым. Полный разгром опальной семьи, ссылка в Заонежье тридцатилетней инокини, пострижение мужа в монастырь, неизвестная судьба детей тягостно томили боярыню Марфу.
Этому событию посвятил свою поэму Фёдор Николаевич Глинка (1786—1880 гг.). В 1826 году был привлечён по делу декабристов и сослан в Петрозаводск под тайный надзор. Местная тема оказалась привлекательной для автора, проснулся интерес к прошлому Карелии, северной окраины; воодушевила свежесть местного пейзажа, образы карельских крестьян. В 1830 году А.С. Пушкин получил из Петрозаводска только что вышедшую поэму «Карелия» и в «Литературной газете» (1830, № 10) откликнулся доброжелательной рецензией.
Поэма Федора Глинки начинается словами:
***
Карельцы бродят боязливо У терема с большим крыльцом. Он, новый, выстроен красиво, И тын кругом его кольцом. Стрельцы с пищалями на страже. А кто ж под стражей? Как узнать? Она Романовых почтенныя семьи; Самоохотный царь их гонит без причины. Весь род Романовых по ссылкам разослал, И Марфе Иоанновне пришлось у нас с кручины Свой век окоротать, тоскуя сиротой!
Событие историческое, засвидетельствовано преданием и грамотами царя Михаила Романова. Знаменитая заточница была сослана «самоохотным» царём Борисом Годуновым в далёкое Заонежье, в Толвую.
Важность её сана не позволила, по признанию автора, осмелиться «влагать ей в уста… речи вымышленные … Самой ей, и по званию инокини, и по положению своему, следовало оставаться более в безмолвии. Истинная скорбь, чем глубже, тем молчаливее». И, тем не менее, «столь высокая особа» — первое лицо в поэме.
Участие местных поселян в судьбе сосланной к ним в заточение Марфы Иоанновны раскрывается в содержании обельных грамот. Сами обельные крестьяне, освобождённые от всяких податей и повинностей, служат «живым памятником признательности государей российских к заслугам и малейших из их подданных».
Ф.Н. Глинка проявил немало усилий, чтобы поглубже вникнуть в этот увлёкший его период истории.
Он сумел при посредничестве губернатора Т.Е. фон-дер Флита снять списки с трёх доставленных ему грамот. И это было не просто: «С великим речением, как залог их счастья, хранятся сии грамоты у крестьян обельных в Олонецкой губернии.
Чтобы укрыть письменные сокровища свои, во всей оных подлинности, их сохраняют в железных ящиках или в глиняных сосудах в земле».
Ф.Н. Глинка, к сожалению, не имел возможности посетить лично те места «древней Заонежской пятины», где томилась в ссылке родоначальница династии Романовых. Но его интерес был восполнен просьбой к местному чиновнику в Толвуйской волости описать всё им увиденное.
Ф.Н. Глинка приводит это описание полностью: «В 1827 году в июне месяце, случайно проезжая через Толвуйский погост, я любопытствовал узнать о месте, на коем некогда стоял уединённый терем знаменитой страдалицы, царицы Марфы Иоанновны. Некоторые из старожилов удовлетворили несколько любопытству моему. Мне показали, позади крестьянских строений, в прямой почти линии с церковью (на месте коей существовал в древности монастырь), небольшую площадку, огороженную тыном; внутренность оной поросла крапивою и репейником, но инде желтеются подсолнечники; всё, что уцелело от бывшего терема, есть фундамент, складенный из огромных камней булыжника, коего на берегах озера Онеги находится во множестве. Место, на коем стоял терем, несколько возвышенно; но, судя по пространству фундамента, жилище государыни русской не было обширно. Вид на север. Окрестности не представляют ничего приятного для взора, и осенью, когда необозримая Онега шумит и волнуется, места сии должны быть ещё печальнее. Вдали — на горизонте — синеются берега Чолмужской волости, где живут так называемые обельные крестьяне; влево, к северо-западу виден остров, принадлежащий Палеостровскому монастырю…».
Добрые вести из Москвы осчастливили «печальную затворницу»:
***
О, пробудись, страна родная!
Он пал, самоохотный царь!
Зови царей своих законных!
Вдовеет трон твой и алтарь!.
*** Карельцы уж неробко ходят Близ терема: уж он и тих И пуст. Не остановит их Стрелец с пищалью…
***
Оно прошло уж время злое!
И кроткая царёва мать
Давно уж на Москве. А терем?
С годами тихо он ветшал.
***
Теперь уж с давних, давних лет
Былого терема там нет.
