Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Всем профессионалам, изучающим эпическое наследие и простым любителям эпических песен хорошо знакома былина рябининского репертуара «Королевичи из Крякова». Эта былина входит в основу эпического наследия династии знаменитых сказителей; ей посвящено «многое множество» научных публикаций [1] , можно сказать, что к настоящему времени она хорошо изучена несколькими поколениями специалистов.

И всё-таки, мне кажется, некоторые тонкости эпического повествования этого произведения не привлекли должного внимания исследователей; в этой статье будет сделана попытка предложить им объяснение или толкование. Представляемые версии построены на наблюдениях исполнителя былин, взгляде как бы «изнутри» исполняемого произведения; кроме того, они опираются на некоторое знание особенностей крестьянского труда и прикладные исследования автора.

Известный эпосовед Ю.А. Новиков отмечал, что «эпические песни кижан богаты …редкими, а подчас и уникальными деталями, отражающими средневековые реалии». [2] Весьма интересно, что кроме старинных эпитетов, словесных формул и форм, так сказать, «лежащих на поверхности» средневековых черт, в былинах могут быть сохранены и некоторые подробности воинского быта давно ушедшей эпохи, и особенности тогдашней войны как таковой; сохранены бережно и удивительно достоверно. Яркий пример тому даёт былина «Королевичи из Крякова», записанная от П.И. Рябинина-Андреева в 1931 г. (№ 135 «Былин Севера» А.М. Астаховой). Рассмотрим эти «говорящие» места былины подробнее.

Сюжет былины в общих чертах можно обрисовать как обретение братом некогда похищенного татарами брата; братья-королевичи знакомятся «с бою» и узнают друг друга – победитель в побеждённом, поверженный – в своём победителе. Но мы остановимся на нескольких интересных деталях повествования, попытаемся несколько глубже проникнуть в их суть. В былине не один раз, в двух повторах, подробно описано боевое применение лука из походного положения. Вот так богатырь готовит лук к стрельбе:

«Молодой Петры Петрович королевский сынСкоро-наскоро свой тугий лук разрывчатый отстегивал,Натянул тетивочку шелковую,Наложил он стрелочку й калёную,А хотит спустить тетивочку шелковуюДа ль во тую ль стрелочку колёную». [3]

И вот таким образом переводит его вновь в походное положение:

«Тут снимает он стрелочку колёную,Спускает титивочку шелковую,Скоро тугой лук разрывчатый престёгивалКо правому ко стремени булатному». [4]

Согласно приведённым описаниям, Петры Петрович лук в походе перевозит в разобранном виде без тетивы, видимо, без чехла (налучья, налучбы), неким образом пристёгнутым к правому стремени. Перед стрельбой он сначала натягивает на лук тетиву, потом кладёт на неё стрелу и готовится «спустить тетивочку во стрелочку», т.е., сгибает лук, отводя тетиву со стрелой. Соответственно, при «отбое» стрельбы, королевич сначала снимает стрелу, потом спускает с лука тетиву и пристёгивает его снова к правому стремени.

Очевидно, что в былине описан так называемый сложный боевой лук, широко распространённый уже в VIII – XIV вв. у русских и других народов Восточной Европы. [5] Эпитеты «тугой» и «разрывчатый» - концы этого мощного лука постоянно «работают» на разрыв тетивы – прекрасно характеризуют именно сложный лук. Лук королевича – «богатый» лук, он оснащён шелковой тетивой, вероятно, такой же, какой оснащались, например, луки XVI – XVII вв., представленные в Московской Оружейной палате. [6] Археологическими исследованиями установлено, что «в средние века и на Руси, и на Востоке употребляли преимущественно двухпетельную тетиву, которую можно было сравнительно легко снимать и надевать на лук и тем самым не ослаблять его силы, когда им не пользовались». [7]

Таким образом, в былине мы видим точное описание воинского обращения с боевым луком, который в походе, вне угрозы столкновения с противником, всегда перевозили разобранным, иначе он, долгое время находясь в согнутом положении, терял значительную долю своей упругости.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Но и это ещё не все тонкие детали средневекового военного быта, донесённые П.И. Рябининым-Андреевым до середины ХХ в. Оказывается, Петры Петрович не случайно перевозит в походе лук без какого-либо футляра. Во-первых, он – «королевич», а, как установлено, «в эпосе прослеживается тенденция различать западных и восточных соседей [Руси] по титулам, которые закрепились за представителями верховной власти. В русских городах правят князья, в западноевропейском мире – короли…» То есть, по эпическим признакам, Петры Петрович принадлежит к «западноевропейскому миру». Во-вторых, королевич из города «Крякова», название которого принято соотносить с наименованием Кракова, древней столицы Польши. [8] Принадлежа «западной» воинской культуре, королевич согласно ей и действует: «в Западной Европе, где налучье вообще не употреблялось, тетива во время дождя [добавим: и в походе] снималась и хранилась просто в кармане». [9]

Не меньший интерес представляет собой описание мотивов поведения и содержание мыслей, сам характер размышлений королевского сына, когда он обдумывает свои дальнейшие действия после того, как слышит вызов татарина и жестокие угрозы церкви, «чёрному» народу и князю Владимиру с Апраксией-королевичной. В ответ на угрозы наглого «нахвальщика»:

«Ай ты, князь Владимир стольно-киевский!Как не дашь ты мне в поле поединщика…Твоих чёрных мужичков я всех повырублю,Твои церкви Божьи все й на дым спущу,А тебя князя й Владимира в полон возьму,А в полон возьму да галаву срублюСо своей Апраксей королевичной» [10]

Петры Петрович не вскипает в патриотическом порыве, не устремляется «постоять за Веру, князя и Отечество» - он «стоит тут дуродный добрый молодец … да призадумался». О чём же он думает? Ни об участи церквей, ни о соотечественниках, ни о сохранении жизни князя со княгинею он впрямую не беспокоится. Он напряжённо и довольно долго выбирает между своей возможной геройской смертью на прямоезжей дороге и безопасной, но постыдной жизнью на дороге окольной:

«Если ехать мне дорожкой прямоезжией,Прямоезжией дорожкой да во Киев-град,То побьёт меня татарин во чистом поли,Во чистом поли да на добром кони.Если ехать мни дорожкою окольноей,А окольноей дорожкой в стольно Киев-град,То не честь-хвала мне будет от богатырей,Да не выслуга от князя от Владимира». [11]

Думается, что в приведённых выше стихах старины мы «читаем» чудом дошедшие до нас размышления средневекового воина, всю жизнь проведшего в седле, - охотясь и сражаясь – и явно не склонного к «возвышенным» лирическим переживаниям. Возможно, эти восемь стихов доносят до нас близкое к действительности, не «плакатное» отражение в эпосе удельного «кряковского» князя.

Всё, что его при выборе пути заботит – это мнение о нём других собратьев-воинов («честь-хвала от богатырей») и «выслуга» перед своим стольным князем (сюзереном), которому он, очевидно, обязан «вассальной» клятвой верности в служении. Налицо сжатое выражение корпоративного кодекса рыцарской чести («трусливый или слабый рыцарь – изменник своему классу») [12] и идеи вассальной верности Стольно-киевскому князю, ярко воплощённой, например, в «Песне о Роланде»:

Должен страдать за сеньора вассал,Должен терпеть он и стужу, и жар,Мясо и кровь терять ему не жаль. [13]

Очевидно так же, что Святой Руси (напомним, что в былине Кряков считается русским городом), как единого Отечества в описываемом времени уже нет – Русь поделена на уделы и у каждого князя имеются свои «чёрные мужички» и свои церкви.

Тому, что в былине, записанной через много столетий после её создания, сохранены «константы» психологии средневекового воина, остаётся только удивляться; и они же указывают на время её возникновения и подтверждают её художественно-историческую подлинность.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Далее в былине мы встречаем подробное описание одного из четырёх видов ранне-средневековой войны, а именно – войны благородной, открытой – «bellum hostile». [14] «Рыцарские» открытые сражения представляли собой поединки благородных воинов, проводившиеся по установленным правилам и имевшие целью не истребление противника, а состязание в силе и воинском искусстве. Хорошим тоном считалось проявление милости к побеждённому.

Поединок королевича и заезжего «татарина» описан обстоятельно, с подробной последовательностью действий героев.

Петры Петрович «нагонял в чистом поли татарина,

Он заехал к нему с личка с белово,Оны съехались, поздоровались,Оны делали сговор между собой,Как им силушки друг друга поотведати,Надо драться боем-рукопашною». [15]

Противники съезжаются на конях три раза, «ударяясь» тремя видами имеющегося у них оружия: «долгими копьями муржемецкими», «палицами булатними» и «саблями острыми». Перед каждой переменой оружия они снова «делают сговор» о правилах боя, обеспечивая справедливые равные условия для того, чтобы «чтобы силушки друг у друга отведати». После того, как ни один из видов оружия не дал превосходства ни одному из поединщиков, они «спустились с добрых коней[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

На тую ли матушку сыру землю,Стали дратьца боем-рукопашною». [16]

Победа достаётся Петры Петровичу, но когда он заносит руку с булатным ножом, чтобы убить поверженного соперника, Провидение останавливает его:

«Ево правая рука в плече да застоялася,Во очах у нёво свет да помучаетса» [17]

вынуждая выспрашивать у побеждённого «роду-племени, отца-матери». «Слёзный», но дерзкий вызов «татарина» королевичу повторяется трижды, как трижды сменялось и оружие в поединке богатырей; четырежды, загоревшись от его дерзости, заносит руку с ножом Петры Петрович. Лишь на четвёртый раз поединщик открывает ему свою родословную, «сдаваясь», как и в рукопашной борьбе – на четвёртый раз.

В этих знамениях свыше можно видеть не только указание на братское родство героев, но и отражение общего неодобрительного отношения к убийству побеждённого противника в ходе рыцарского «открытого» поединка.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Кажется вероятным, что известнейшие наши былины готовят нам ещё немало открытий.

• [1] См.: о былине «Королевичи из Крякова»: Астафьева Л.А. Сюжет и стиль русских былин. М., 1993. С. 150; Захарова О.В. Локальный сюжет былины «Королевичи из Крякова» в сказительской традиции Рябининых-Андреевых // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера: матер. IV междунар.науч. конф. «Рябининские чтения – 2003». Петрозаводск, 2003. С. 24-27; Смирнов Ю.И. Эпические воительницы у Трофима Рябинина // Рябининские чтения – 2003. С.114; Он же. Распространение былины «Королевичи из Крякова» // Рябининские чтения – 2015. С. 405-407; Пропп В.Я, Путилов Б.Н. Вступительный очерк // Былины: в 2 т. М., 1958. Т. 1. С. 371-375; Калугин В.И. Герои русского эпоса: Очерки о русском фольклоре. М., 1983; Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., 1988. С. 198-200 и пр.
• [2] Новиков Ю.А. Кижи – столица «Исландии русского эпоса» // Рябининские чтения – 2011. Петрозаводск, 2011. С. 355.
• [3] Былины Севера: в 2 т. М.; Л. 1938 – 1951. Т. 2. С. 228.
• [4] Там же. С. 229-230.
• [5] Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы, самострел. VIII – XIV вв. М., 1966. С. 10
• [6] Там же. С. 15 – 16.
• [7] Там же. С. 18.
• [8] Питкевич Г.С. Западный мир в былинах: историческая память и художественный вымысел // Рябининские чтения – 2011. Петрозаводск, 2011. С. 368 - 370.
• [9] Медведев А.Ф. указ. соч. С. 16.
• [10] Былины Севера… С. 231.
• [11] Там же. С. 232.
• [12] Свечин А.А. Эволюция военного искусства: в 2 т. М.; Л., 1928. Т. 1. С. 95.
• [13] Песнь о Роланде. М.; Л., 1934. С. 147.
• [14] Макглинн Ш. Узаконенная жестокость: правда о средневековой войне. Смоленск, 2011. С. 58.
• [15] Былины Севера… С. 232.
• [16] Там же. С. 233.
• [17] Там же. С. 233.