→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 1995
→ Этнографические сведения о жителях Олонецкой и Беломорской Карелии на страницах журнала «Карельские известия» (1913–1917 гг.)

Метки текста:

Карелия Олонецкая губерния

Дубровская Е.Ю. (г.Петрозаводск)
Этнографические сведения о жителях Олонецкой и Беломорской Карелии на страницах журнала «Карельские известия» (1913–1917 гг.) Vkontakte@kizhi

Одной из важных научно–практических задач является выявление как общих, так и специфических черт в культуре этносов, факторов, влияющих на этническую и региональную специфику, изучение иноэтнических образов, сформировавшихся в культурах этносов–соседей. Весьма интересна проблема межэтнических взаимоотношений, какими они предстают по историко–этнографическим источникам.

Среди источников начала XX в. особого внимания заслуживает издававшийся в Выборге журнал финляндского отделения Карельского православного братства «Карельские известия», сохранивший множество ценных сведений по социально–экономической и этнической истории карельского народа. Журнальные публикации содержат свидетельства современников о самых различных сторонах жизни края, о чертах крестьянского быта, об уровне развития карельских деревень. Однако до сегодняшнего дня журнал остается вне поля зрения специалистов–этнологов, получив упоминание лишь в библиографическом приложении к статье финского историка Т.Торвинена [1] . Научная судьба издававшихся почти одновременно с «Карельскими известиями» «Известий Архангельского общества изучения Русского Севера» (1909–1917) оказалась более счастливой хотя бы потому, что по этнографическим материалам этого журнала уже существует тематико–библиографический указатель, составленный М.А.Рубцовой [2] .

В 1913 г. «Карельские известия» – «двухнедельный орган по вопросам религиозно–православной, политической, общественной и народной жизни» увидел свет первоначально как издание православного кружка в с.Салми и редактировался местным священником Петром Шмариным. В первых номерах его публиковались статьи на русском языке с переводом на ливвиковский диалект карельского языка. Машинописные экземпляры семи первых номеров удалось обнаружить лишь в библиотеке университета Хельсинки. Уже в конце 1914 г. финляндское отделение Братства в Выборге возложило на себя обязанности по выпуску журнала, а с июля того же года при поддержке отделения «Карельские известия» издавались в Выборге типографским способом.

Особый интерес среди публикаций представляет «Дневник карельского миссионера» и путевые заметки, составленные помощником синодального миссионера иеромонахом Исаакием. В журнале были помещены подробные описания около десятка миссионерских поездок по приходам с православным карельским населением, которые совершали епископ Сердобольский Киприан, а после смерти Киприана – его преемник на посту главы карельской миссии владыка Серафим. На протяжении 6 лет Исаакий неизменно участвовал в таких поездках. Владея карельским языком, он стремился «подробно ознакомиться с жизненным бытом карел».

Во время первой миссионерской поездки епископа Киприана в декабре 1913 г. по маршруту: Выборг – Йоэнсуу – Нурмес – Кухмо – Аконлахти – Костомукша – Поньгогуба – Войница – Ювялакша – Ухта – Малвиайнен – Тихтозеро и обратно по Беломорской Карелии путевые заметки вел не только Исаакий, но и его спутник из числа сопровождавших Киприана. Впоследствии оба источника были опубликованы на страницах «Карельских известий», что позволяет критически сопоставить содержащиеся в них сведения, в том числе и этнографического плана.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В дневниках, привезенных из каждой поездки, Исаакий подробно перечислял количество дворов в деревнях и селах на пути следования миссии, типы школ, действовавших в них, число учащихся, фамилии учителей, наличие земских больниц в населенных пунктах Олонецкой Карелии, отмечал бросавшееся в глаза отсутствие почтовых станций и бездорожье, особенно в Архангельской Карелии. В заметках встречается не меньше фиксирующих описаний, чем интерпретированных, путешественник упоминает о конкретных людях, которых ему довелось видеть, и ссылается на сообщения местных учителей, священников, возниц и т.д.

Известная тенденциозность появлявшихся в журнале публикаций легко объяснима атмосферой яростных столкновений конца XIX – начала XX вв. между православными и лютеранскими миссионерскими и просветительными организациями за влияние на карельское население. Она либо непосредственно предопределила, либо не могла не отразиться на содержании статей: подавляющая масса публикаций, появившихся в «Карельских известиях», подчинена главной цели – убедить читателей в пагубности просвещения, идущего из Финляндии, противопоставить ему результаты противолютеранских мероприятий, проведенных Братством. Вот почему при описании быта, национального характера, языка и даже внешнего вида карел авторы журнальных публикаций делали акцент на тех чертах, которые указывали на большое сходство населения с русскими, нежели с финнами.

В передовой статье одного из июльских номеров за 1916 г. отмечалось: «С русским народом с незапамятных времен карел связывает общность православной веры, нравы, обычаи и вообще весь уклад жизни. Эти главные и существенные стороны в жизни каждого народа настолько далеко до последнего времени обособляли карельский народ от финского, что «родственного-то между ними почти ничего и не было, кроме общности корней языка» [3] . На страницах дневника иеромонаха Исаакия образ жителя Северной Карелии предстает менее абстрактным: «Карел–мужчина почти ничем не отличается от русского: такой же приветливый, живой. Когда приходит в избу, широко осеняет себя крестным знамением, кладет поклон или три перед образами, а затем приветствует с добрым днем. Женщины носят одежду более русскую, но несколько своеобразную. Чисто русский сарафан, на голове у девиц разноцветные шерстяные или шелковые платки (это в праздник), волосы под платком повязаны шелковой лентой, а заплетенная коса с ленточкой спущена. У замужних такие же платки, а под ними нечто вроде русского чепчика (повойника), по-карельски «сорокка». Это нечто особое, сделанное из одной золотой парчи или широко обшитое таковой по краям, а у иных спереди или с боков обложенное жемчугом или разноцветными бусами, или другими украшениями. Но у некоторых из молодого подрастающего поколения наблюдается отступление от своего национального костюма: вся одежда уже финского типа» [4] .

О жителях деревни Контокки Исаакий сообщает, что «здесь народ выглядел более русским, чем в Аконлахти». Село Пряжа охарактеризовано им как «карельская местность, но сильно обрусевшая». Специально описывая быт и нравы северных карел, автор дневника отметил, что «до сего времени во всех селениях встречается смешанный тип построек: старые дома – нечто оригинальное, собственно карельское», а новые дома выглядят «если не совсем на финский лад, то более чем наполовину». Объяснив это тем, что почти все хозяева занимаются коробейным промыслом в Финляндии и «приносят оттуда тамошний жизненный уклад», Исаакий назвал это явление «весьма печальным», поскольку «через него карелы теряют свой собственный облик». Одним из проявлений «пагубности» такого влияния православный миссионер считает даже распространение пришедших из Финляндии песен, «так как русских почти не умеют, а свои небольшие запасы уничтожаются при соприкосновении с русскими и финскими». Не следует забывать, что интерес к Карелии, возникший у русских в эти годы, объясняется и так называемой «пан–финской опасностью».

По свидетельству автора дневника, внутренняя обстановка жилища северных карел подверглась изменению в меньшей мере: «В переднем углу избы – образа (во многих местах старинные, медные, т.к. прежде здесь было очень много староверов), лавки широкие, около стен скамейки» [5] . С сожалением отмечая следы финского культурного влияния, обнаруженные и в Олонецкой Карелии, в д.Вешкелицы Исаакий сделал запись о том, что и здесь «дети одеты на финский лад» [6] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Среди «природных черт карела», упоминаемых на страницах дневника, его автор называет такие: «по природе своей карел очень любознателен и способен», «карел по самой своей природе весьма общителен и гостеприимен, он с радостью сообщит желающему все интересующие того сведения, с удовольствием, даже даром, отдаст все имеющиеся у него старинные вещи» как «совершенно непригодный для хозяйства хлам» [7] .

О радушии и гостеприимстве карел по отношению к путешественникам Исаакий пишет неоднократно, вспоминая о посещении д.Корза, сел Крошнозеро и Вокнаволок, о радушной карельской трапезе в д.Канабара, где «одних пирогов было полдюжины сортов». «Мужчины и женщины очень гостеприимны и услужливы. Это их отличительная и похвальная черта, – свидетельствует другая запись. – Замечается наклонность к религиозности и любовь к духовенству» [8] . Русский обычай встречи гостей хлебом–солью был отмечен автором дневника в Аконлахти и в Вокнаволоке, в последнем после службы «хозяева квартиры приготовили баню, которая была для нас весьма приветлива и уместна», «вообще со стороны хозяев было оказано полное радушие» [9] . В «Дневнике» описывается один из обычаев, увиденный Исаакием в с.Крошнозеро во время встречи проезжавших миссионеров празднично одетыми жителями, которые стояли вдоль дороги: «Из толпы поднялся разноцветный шест, весь обвешанный разноцветными шелковыми платками. Это наилучшее выражение карельских чувств для почитания дорогого гостя» [10] . Как и на улицах с.Тулмозеро, здесь женщины «держали на голове хлебы», прося у владыки Серафима благословения на хлеб.

Отмечая нравственность жителей Северной Карелии, путешественник сообщает, что «ближе Кеми нет казенной винной торговли. В этом отношении здесь райский уголок». «Полное запустение казенки» порадовало его и в с.Сямозеро [11] . Автору «Дневника» свойственно опоэтизированное отношение к карелам, сохранившим свои нравственные качества в первозданной чистоте, в то же время он не создает идеализированный образ жителей края. Так, примечательно упоминание путешественника о том, что «тихтозерские старики не так были просты, как на первый взгляд показалось» [12] . По мнению Исаакия, «карел расчетлив в своих трудах и на слово не поверит», поэтому для укоренения огородничества в крестьянском хозяйстве северных карел он советовал представителям сельской интеллигенции добиться получения здесь первых наглядных практических результатов, благодаря которым «карел поймет и оценит, что такое овощи».

Наряду с публикациями дневниковых записей, в «Карельских известиях» появлялись отдельные заметки об обычаях и традициях карел. Наиболее примечательно описание похоронных обрядов в Русской Карелии, автор которого приводит свои наблюдения над похоронно–поминальной обрядностью начала века, в частности, упомянув об обычае во время поминальной трапезы класть под скатерть ложку, якобы предназначенную для покойного [13] .

Безусловно, публикации в «Карельских известиях» страдали категоричностью суждений, обыденным подходом к изложению этнографического материала. Но благодаря рассмотренному источнику становится понятным, каким в начале XX в. сложился русский образ карела, тем более что на страницах журнала были представлены сведения о различных сторонах хозяйственной и культурной жизни не только Беломорской и Олонецкой, но и Приладожской Карелии, объединявшей пограничные и приграничные уезды автономного финляндского княжества.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

// Рябининские чтения – 1995
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 1997. 432 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф