Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Вопросы о происхождении жанра частушки в науке дискутируются, начиная с конца ХIХ века. В фольклористике сложилось предвзятое отношение к этому жанру, как имеющему сравнительно позднюю историю своего возникновения. Считается, что появление частушек в крестьянском быту связано с активным влиянием в конце ХIХ – начале ХХ вв. городской музыкальной культуры на крестьянскую [1] . При этом некоторые исследователи, отмечая генетические связи частушки со «старыми» песнями, считали однако ее «новым видом народной лирики» [2] .

Благодаря обрядовой и эмоциональной «отзывчивости» традиционная частушка функционирует практически во всех обрядовых, праздничных и социально–бытовых ситуациях — включается в комплекс обрядов жизненного и календарного циклов, охватывает окказиональные ритуалы (работы в поле, лесу и др.), является неотъемлемой частью деревенских праздников, гуляний, молодежных игрищ и пр. Для того, чтобы доказать, что частушка является компонентом обряда [3] , в настоящей статье предпринимается анализ всех составляющих фольклорно–этнографического целого: вербального, музыкального текстов, этнографического контекста бытования, а также исполнительских особенностей звучания частушек, зафиксированных фольклорными экспедициями на территории Устюженского района Вологодской области [4] .

Соответствие поэтических образов частушек той или иной обрядовой ситуации позволяет выделить следующие группы обрядовых частушек, бытующих в устюженской традиции: жнивные, «на кукушку», на сбор вереса, поминальные. Как правило, в поэтических текстах частушек обрядовая действительность не отражается полностью и напрямую — указывающие на связь с обрядом отдельные поэтические образы, краткие описания обрядовых моментов в поэтических текстах всегда соотносятся с образами, отражающими внутренний мир человеческих переживаний. Рассмотрим основные особенности функционирования частушек в обряде.

В традиционной культуре период жатвы не ограничивался сугубо прагматической направленностью трудового процесса, т.к. благодаря целому ряду действий символического характера представлял собой сложный обрядовый комплекс [5] . Ряд признаков функционально сближает жнивные частушки с обрядовыми жнивными песнями, бытующими в других регионах России [6] . Это особенности контекста бытования, некоторые общие поэтические мотивы, исполнительская специфика звучания. Частушки исполнялись во время работы и отдыха, по дороге в поле и домой. Время исполнения жнивных частушек иногда регламентировалось более строго. Так, по свидетельству А.В.Железовой (1928 г.р.), частушки запевали, когда солнышко заходит (Петрово, КЦНТК: 082–22), что отражено в одном из текстов:

Закатилось красно солнышко –Пора идти домой.А у родимой-то у матушки,Ретивоё, не ной. (Дементьево, КЦНТК: 088-34)

Содержание жнивных частушек разнообразно. В их текстах воссоздаются и особенности реального трудового процесса, и взаимоотношения молодой девушки с парнем, с социумом и др.

Рожь зелёную не жнут иМокрую не вяжут-то.Про миня, про молоду,Чего, чего не скажут-то. (Петрово, КЦНТК: 082-21)

Жала рожь высокую,Везала колосиночкой.Из-за подружки дорогойРоссталась с егодиночкой. (Романьково, ОНМЦК: 003-16)

Исполнение специальных частушек связано с реальной ситуацией кукования кукушки в лесу. Поэтому обращение в поэтических текстах к кукушке – не просто поэтический прием [7] . В данном случае с помощью частушек осуществляется коммуникация между человеком и кукушкой, которая в народной традиции олицетворяет связь мира людей и мира умерших родителей [8] . Так, по свидетельству А.Я.Хрусталевой (1920 г.р.), когда становится «скучно» (тоскливо, грустно – С.К.), то услышав кукушку, поют песни, так как считается, что умершая мать «подает голос как кукушка»:

Ой, ни кокушечка кокуёт,Не соловьюшко поёт.А не родимая ли мамынькаМне голос подаёт? (У!) (Линева Дуброва, КЦНТК: 080-19) [9]

В некоторых текстах звучит мотив передачи с кукушкой привета-поклона родным, например, в частушке из Хвойнинского района Новгородской области, который относится к изучаемой культурной традиции:

Ой, на чужу сторонку шла,Кукушка куковала да.Ой, по кукушки маминьки Поклоны посылала да. (Боровское, ФЭЦ: 2585-14)

Частушки, приуроченные в устюженской традиции к Великому четвергу, девушки пели в лесу, когда утром «до солнца» собирали верес, чтобы «Иисус Христос по вересу пришел в дом» (Зыково, КЦНТК: 114–05). По поверью, «Иисус Христос прячется под вересинкой» (Ярцево, КЦНТК: 113–40 и др.), поэтому пение частушек, а также ауканье и выкрики девушек, возможно, были направлены не только на то, чтобы улучшить свой голос, как отмечают народные исполнители (Асташкино, КЦНТК: 115–07; Б.Восное, КЦНТК: 116–27 и др.), но и, на глубинных смысловых уровнях, чтобы установить контакты с потусторонним миром [10] и «сдать» накопившиеся тоску и печаль, выраженные в поэтических текстах частушек. Важный элемент поэтики данных частушек – образ вересовых кустов – связывает эти частушки с обрядом:

А вересовый куст зелёныйПо реке широко плыл,Было трудно росставатцы –Дролечка любимой был. (Дементьево, КЦНТК: 088–18)

Вересовые кусточки,Я вас буду поливать да,Помогите, вересовые,Залётку забывать. (Дементьево, КЦНТК: 088–19)

Неужели, вересиночка,Завянешь у реки да,Неужели, ягодиночка,Забудёшь навеки. (Дементьево, КЦНТК: 088–20)

Поминальные частушки исполнялись на кладбище во время поминальных дней либо около кладбища в любое время. Не смотря на краткость формы, частушки, благодаря емкости содержания поэтического текста, функционально близки поминальным причитаниям, исполняющимся в местной традиции при тех же обстоятельствах. Причем, сами исполнители называют пение таких частушек поминанием: «Вот те тут всё - и поминаньё нашё. (Эти частушки на могилке пели?) – На магилке, на магилке, сидим ды и плачём» (Дуброво, КЦНТК: 079–32). Некоторые мотивы поминальных частушек сходны с формульными мотивами причитаний, например:

Приход на могилу и бужение умершей матери:

Обращение к умершему родственнику с просьбой выхода из могилы:

Осознание и констатация невозможности возвращения умершего:

Частушки с поминальной тематикой могли исполняться и вне самого обряда. Так, по свидетельству А.Я.Хрусталевой, она поет такие частушки, когда идет мимо кладбища:

По-за кладбишшу ходила,Расцветает (й)ивушка (их!).Всех красивей расцвела ведьМилова могилушка. (Линева Дуброва, КЦНТК: 080–12)

Таким образом, можно выделить следующие особенности функционирования частушек в обрядовом контексте.

Исполнение частушек в контексте разных обрядовых комплексов регламентируется с помощью локального, темпорального (временного) и персонального обрядовых «кодов» [11] :

• пение частушек приурочено к ритуально значимым местам (поле, лес, кладбище);
• пение в рамках конкретного обряда связано с определенными временными ограничениями (пение после захода солнца, во время кукования кукушки, до захода солнца, приурочено к календарным праздникам – Великий четверг и др., к поминальным дням);
• пели частушки женщины или девушки в зависимости от конкретного обряда.

Исполнение частушек может сопровождаться обрядовыми действиями: полевые работы, сбор вереса, поминовение умерших.

В поэтических текстах обрядовых частушек полностью или частично отражается функционально-смысловое наполнение совершаемого обряда. В большинстве случаев изучаемые частушки направлены на установление коммуникативных связей с потусторонним миром. Кроме того, одной из целей, достижению которой служит исполнение частушек в контексте обряда, является так называемая эмоциональная «разрядка» певиц – «достижение оптимального психофизиологического состояния» участников обряда [12] («выход» тоски, печали от разлуки с любимым человеком, «выплеск» горя по умершему близкому человеку и пр.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В целом исполнение частушек, наряду с другими обрядовыми «кодами», является равноценным компонентом обряда. В ситуациях же, где как таковое обрядовое действие отсутствует (например, пение по дороге в поле, пение «на кукушку», пение по дороге мимо кладбища), собственно исполнение приуроченных частушек, при наличии всей совокупности других обрядовых компонентов (регламентация места, времени и состава исполнителей), и является основным элементом, переводящим данную ситуацию из обыденной в обрядовую.

Анализ музыкальных закономерностей и особенностей исполнения (звучания) частушек подтверждает сделанные выше выводы об их сугубо обрядовой принадлежности.

В местной традиции существует несколько напевов частушек. Анализируемые обрядовые частушки связаны, как правило, с так называемыми «долгими» напевами [13] . Так, народные исполнители, отмечая отличительные черты напева жнивных частушек, выделяют, в первую очередь, его распетость, говоря, что на жатве пели «долго» - «протяжныим тоном» (Цампелово, КЦНТК: 081–14). Относительно медленный темп исполнения они характеризуют так - «петь реже, чем «по деревне», «с выносом таким» (Петрово, КЦНТК: 082–24).

Однако жесткой закрепленности конкретного напева за ограниченной группой текстов частушек в традиции не существует – так, например, на «жнивный» напев могли исполняться кроме собственно текстов со жнивной тематикой, качельные, сенокосные и другие частушки. Это объясняется тем, что в отличие от системы поэтических образов, отражающих относительно конкретное содержание, напев обладает большей степенью обобщенности.

Закономерности напевов из разных деревень, приуроченных к жатве, свидетельствуют о том, что именно они обнаруживают тесные взаимосвязи с другими жанрами обрядового музыкального фольклора. Это проявляется, в первую очередь, в сфере метроритмики, т.к. своего рода «опознавательным» знаком «жнивного» напева является синкопированность его ритма [14] (см. примеры №№ 2, 3, 4). Другим напевам («по деревне» и всем плясовым) свойственна, напротив, мерность ритмической пульсации, обусловленная их связью с хореографическим движением (шествие по деревне и пляска). Напевы из дд. Кузьминское и Цампелово отличаются от других нарушением четной метрической системы, характерной для плясовых и напевов «по деревне», за счет трехдольного метра. Еще одним важным признаком обрядовых напевов является выделенный ритмической долготой кадансовый тон (см. пример №3). В напеве из д.Цампелово весь кадансовый раздел характеризуется замедлением последних долей музыкального периода (см. пример №4).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Интонационная сфера анализируемых напевов характеризуется волнообразными мелодическими оборотами. Так, для начала первой попевки музыкального периода свойственно выделение верхнего интонационного уровня и далее поступенное нисходящее движение (см. примеры №№ 2, 3, 4). Такой тип мелодического движения восходит к речевым повествовательным интонациям. В то же время зачин каждого музыкального периода связан, как правило, с восходящими квартово-квинтовыми интонациями (см. примеры №№ 1, 2, 3), что свидетельствует об их кличево-возгласной природе [15] . «Долгий» напев из деревни Линева Дуброва функционирует в разных обрядовых ситуациях – и в праздничном шествии по деревне, и на поле, и в лесу. Однако важным признаком, определяющим его обрядовую принадлежность, является своеобразный исполнительский прием - «уканье» в конце музыкального периода – долгий тон в высоком регистре, обладающий возгласной направленностью [16] (см. пример №5).

Исполнительские качества звучания анализируемых напевов, обусловленные особыми свойствами уличной акустики, также свидетельствуют об их обрядовом содержании. Анализируемые частушки исполнялись в предельно высокой тесситуре, по терминологии исполнителей, «тонким» голосом (Петрово, КЦНТК: 082–24). Качество и динамика звукоизвлечения отражаются в комментариях о том, что голоса были «верескучие», а от пения по лесу шли «гулы» (Петрово, КЦНТК: 082–27, –22).

В целом, выявленный характер взаимосвязей поэтики частушек с обрядовым контекстом, особенности их функционирования в различных обрядовых ситуациях, музыкально-стилевые закономерности и календарно-обрядовая направленность их звучания свидетельствуют о глубинных связях частушки с обрядом, о ее принадлежности раннему историко-стилевому пласту. Изучение особенностей бытования частушек в других обрядовых комплексах: свадебный обряд, масленица, весенне-летние качания на качелях, частушки «под драку», рекрутские, частушки «по деревне», связанные с шествием и др. обнаружит синкретический характер взаимосвязей традиционных частушек с обрядом.

• [1] См., напр.: Селиванов Ф.М. Народная лирическая поэзия последнего столетия // Частушки / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М.Селиванова. М., 1990. С.7. (Б-ка русского фольклора; Т.9).
• [2] См., напр.: Зеленин Д.К. Современная русская частушка / Подгот. к печати Т.Г.Ивановой // Заветные частушки из собрания А.Д.Волкова. М., 1999. Т.2. С.459-461.
• [3] Необходимо подчеркнуть, что в данной статье анализируются только те частушки, которые, по воспоминаниям старожилов, не утратили непосредственной связи с ритуалом еще в ХХ в.
• [4] В основу статьи положены фольклорно-этнографические материалы экспедиций Ленинградской государственной консерватории, 1978 г. (далее - ФЭЦ), Вологодской школы традиционной народной культуры, 1996 г. (далее - ШТНК), Вологодского областного научно-методического центра культуры и Кадуйского центра народной традиционной культуры, 2000, 2001 2002 гг. (далее - ОНМЦК, КЦНТК). Расшифровки и нотации выполнены автором статьи.
• [5] См. об этом: Лобкова Г.В. Древности Псковской Земли. Жатвенная обрядность: образы, ритуалы, художественная система. СПб., 2000.
• [6] Комментарии о контексте и особенностях исполнения жнивных песен см., например, в сборнике: Песни Псковской земли. Вып.1. Календарно-обрядовые песни / Сост. А.Мехнецов. Л., 1989. С.120-122.
• [7] Так, Ф.М.Селиванов считает, что обращение в частушках к людям, птицам и др. - всего лишь поэтический прием. (Селиванов Ф.М. Народная лирическая поэзия последнего столетия... С.20). Однако наши материалы и наблюдения доказывают обратное.
• [8] См.: Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С.705-707.
• [9] Ср. окончание этой же частушки из другой деревни: «... Это мамынька родимая / Привет передаёт». (Петрово, КЦНТК: 082:29).
• [10] О возможности установления контактов человека с потусторонним миром через звук пишет О.А.Пашина: «… звук несет в себе некоторое императивное начало, поскольку человек, имея волю не смотреть, не осязать, не пробовать на вкус, не может не слышать. Это свойственно не только живым, но и обитателям иного мира в силу их антропоморфности». (Пашина О.А. Мир живых и мир мертвых в музыкальных звуках // Голос и ритуал. Материалы конференции. Май 1995 г. М., 1995. С.76).
• [11] Определение традиционного обряда, включающего в себя элементы, принадлежащие разным кодам, см.: Толстые Н.И. и С.М. О вторичной функции обрядового символа (на материале славянской народной традиции) // Историко-этнографические исследования по фольклору. М., 1994. С.238.
• [12] По определению В.Н.Топорова, это одна целей архаичного праздника или обряда в целом. См.: Праздник // Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1997, Т.2. С.329.
• [13] Декламационный, близкий к плясовому, напев частушек на сбор вереса пока статистически не подтвержден. Напев поминальных частушек также пока не имеет подтверждений и записан в разрушенном виде.
• [14] Синкопированный ритм является своеобразным отличительным признаком именно обрядовых напевов, бытующих в разных традициях и разных обрядовых комплексах (календарно-обрядовые песни, свадебные песни и причитания). См. например: Песни Псковской земли. Вып.1; Старинная народная свадьба Сланцевского района Ленинградской области / Сост. А.Мехнецов, Е.Мельник. Л., 1985. Народные песни Вологодской области. Песни средней Сухоны / Сост А.Мехнецов. Л., 1981.
• [15] См.: Рубцов Ф.А. Основы ладового строения русских народных песен. Л., 1964.
• [16] Это «уканье», на наш взгляд, по своему функционально-семантическому назначению сходно с «гуканиями», характерными для обрядовых песен, бытующих в западно-русских традициях.