Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Статья является продолжение темы, начатой в статье: Кюршунова И.А. Духовный мир предков (по данным антропонимии Карелии XV-XVII вв.) // Русская историческая филология: Проблемы и перспективы. - Петрозаводск, 2001. С.258-265.

Памятники письменности Карелии XV–XVII вв. содержат необъятный материал по антропонимии донационального периода. Это личные имена (некалендарные и календарные), прозвища и образованные на их базе патронимы и фамильные прозвания. Любой из перечисленных компонентов именования человека несет самую разнообразную информацию о внутреннем мире наших предков: о самих носителях имени и о самих номинаторах, т.е. тех, кто присваивал имена и прозвища. Отметим, выбор имен собственных для изучения духовного мира не случаен. В памятниках письменности практически отсутствуют экспрессивные названия лица, и только антропонимы являются свидетелями того, что подобные апеллятивы являлись фактом лексико–семантической системы прошлого.

Анализ антропонимов, зафиксированных в исторических документах, показал, что имятворчество не являлось бессознательным, а давалось с заранее поставленной целью. Так, прозвище Корноух (Фетко Корноух, крестьянин, п.Олонецкий, 1563 г., ПКОП [1] , с.69) было дано человеку, имеющему характерные особенности размера или формы ушей, ср. в др. — русск. языке корноухъ ‘о том, кто имеет маленькие уши или поврежденную ушную раковину’, корноухий ‘короткоухий; с отрезанным ухом или частью его’ (СлРЯ XI–XVII [2] , вып.7, с.328). В данном случае прозвище отражает внешность человека. Еще пример. Прозвище Дериба (Иван Яков Дериба, с.Дериба от Городка, купчая, 1571 г., АСМ [3] , с.248) восходит апеллятиву дериба. Мотив именования отражал характеристику морально–этических качеств лица: в современных говорах находим апеллятив дери'ба в значениях ‘плакса’ онеж. арх., ‘брюзга’ [4] онеж. арх. (СРНГ [5] , вып.8, с.24).

Подобные сопоставления имени собственного и апеллятива дают возможность предположить, что в прошлом существовали определенные требования к внешнему виду человека, к качествам характера.

Сначала рассмотрим с данной позиции именования, появление которых было обусловлено внешним видом человека.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В памятниках письменности Карелии XV–XVII вв. самая большая группа антропонимов возникла на базе апеллятивов со значением ‘полный человек’ – 27 лексем. Приведем пример. Ср. Яков Гундор, 1555 г., АСМ, с.124; Иван Васильевич Гундоров, 1564 г., там же, с.182. В говорах гундoра‘толстый, неповоротливый, с тяжелой походкой человек’ новг., моск. (СРНГ, вып.7, с.232). Подобные соответствия с апеллятивом в значении ‘полный человек’ находим для следующих антропонимов, зафиксированных в местной деловой письменности: 1) имена, восходящие к апеллятивам в прямом значении — Гладунов ← Гладун ← гладун, Гладышов ← Гладыш ← гладыш, Кережа ← кережа, Лабза ← лабза, Обрюта ← обрюта, Толстик ← толстик; 2) имена, восходящие к апеллятивам в переносном значении — Бакланов, Бакланко ← Баклан ← баклан, Дуплев ← Дупль(я) ← дупль(я), Кубас ← кубас, Кубач ← кубач, Мянда ← мянда, Тукач ← тукач, Тучин ← Туча ← туча, Ботва ← ботва, Лепяхин ← Лепяха ← лепяха, Луста ← луста, Олелюхин ← Олелюха ← олелюха, Кабан ← кабан, Кряквин ← Кряква ← кряква, Лосев ← Лось ← лось.

Затем следуют лексико–семантические группы менее объемные: ‘неуклюжий, неповоротливый человек’ – 13 лексем; ‘худощавый человек’ – 11, ‘человек высокого роста’ – 8; ‘человек невысокого роста’ – 7; ‘человек с тонкими ногами’ – 3; ‘человек с большим, высоким лбом’ – 3; ‘человек с кривыми ногами’ - 2; ‘человек с толстыми ногами’ -2; ‘человек с большой головой’ – 2 и т.д. Однако количество лексико–семантических групп, отражающих внешность довольно много: ‘красивый человек’, ‘некрасивый человек’, ‘человек с тонкими ногами’, ‘человек с большой головой’, ‘человек с большим, высоким лбом’, ‘человек с большим носом’, ‘человек с толстыми губами’, ‘человек с рассеченной (заячьей) губой’, ‘человек с большими зубами’, ‘человек с большими ушами’, ‘смуглолицый человек’, ‘белолицый человек’, ‘человек с рябым лицом’, ‘светловолосый человек’, ‘черноволосый человек’, ‘рыжеволосый человек’, ‘человек с седыми волосами’, ‘косматый, непричесанный человек’, ‘человек с кудрявыми (вьющимися) волосами’ и т.д.

Таким образом, можно предположить, что в прошлом существовала эстетическая норма к внешности человека: человек оценивался по критериям красивый – некрасивый; больной – здоровый; молодой – старый. Отклонения от нормы отмечены в большей степени. Апеллятивов с отрицательной характеристикой лица, зафиксированных в основах именований, значительно больше, чем с положительной. Предполагаем, что призмой, через которую оценивали внешние данные человека, было отношение к труду. Толстый, худой, больной, искалеченный, старый и т.д. человек не мог полноценно трудиться. В обществе, где большая часть работ выполнялась коллективно, такие отклонения были особенно заметны. Не исключено, что на характеристику внешности лица наслаивалась оценка моральных качеств человека. Например, полный человек – это еще и тот, кто не мог усмирить свою плоть и ел больше требуемого. Отсюда в языке большое количество оценочных прилагательных, существительных – толстомордый, толсторылый, толстозадый, толстопузый, тостобрюхий, толстожир, толстошея (Даль, т.4, с.414) [6] и т.д.; много пословиц, поговорок, устойчивых выражений, где полнота связана с обжорством: Грешно тело душу съело. Душе с телом мука.Когда наелся, тогда и застыдился. Стыдненько, да сытненько. Наша попадья, что широкая ладья. Сам копной, брюхо горой. Копна копной – так и переваливается. Толст, как бочка. Его черт ядрами кормит. Копной набит, в кожу зашит. Поперек себя толще. Пяти чертей в отрубе и т.д. [7] .

Однако о негативной оценке некоторых внешних данных можно говорить условно. Так, большелобый человек – это еще и умный человек, человек с большими зубами — здоровый человек, а старый человек — мудрый человек. Та же лексико–семантическая группа ‘полный человек’ в народном сознании контаминируется с понятием добрый, простой человек, ср. с выражениями Толст да прост, тонок да звонок (Даль, т.4), Хорошего человека должно быть много; лексемы толстеть и добреть являются синонимами в значении ‘добреть, плотнеть, плотнеть, жирнеть, отъедаться, наживать тела’ (там же), ср. также с толстодом ‘зажиточный хозяин’ (там же), которое можно рассматривать с позитивной стороны, как умеющий вести хозяйство и т.д.

Теперь обратимся к именованиям, содержащим в своей основе апеллятив со значением качеств характера человека. Приведем пример таких именований в сопоставлении с апеллятивами, отражающими внутреннюю сущность человека. Фамильное прозвание Вараксин (Прoкофий Вараксин, помещик, челобитная, 1643г., Мюллер [8] , с.51) восходит в конечном итоге к апеллятиву варакса. Лексема зафиксирована в современных говорах: во владимирских говорах варaкса - ‘неряха, пачкун, пачкунья’ (СРНГ, вып.4, с.43), ср. также с однокоренными варaкать, варaксать ‘марать, писать каракули’ без указ. места (Фасмер [9] , т.1, с.273–274), варакoсить ‘делать небрежно’ олон. Карелия (Куликовский [10] , с.8; Фасмер, т.1, с.274). Кроме того, мотив именования мог быть связан со значением ‘ленивый человек’, ср. варaкса ‘тот, кто плохо работает’ без указ. места,(СРГК [11] , вып.4, с.43), варакoсить ‘делать небрежно’ олон. (Куликовский, Фасмер, т.1, с.274).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Поскольку имя и сопоставляемый с ним апеллятив разделены значительным временным промежутком, то приходится учитывать все лексико–семантические варианты названий лиц, к которым восходит имя собственное. См. предыдущий пример. Современные говоры содержат также лексемы, где одновременно соединяется и внешность человека, и его морально–этические качества. Так прозвище Лох (Лох Матфеев, крестьянин, п.Толвуйский, 1582/83 гг., КЗПОП [12] , 171) соотносится с апеллятивом лох, для которого можно выявить не единственный мотив именования: 1) прозвище могло отражать внешний вид лица, ср. в др. — русск. лохъ ‘отощавший после нереста в реках лосось’ (СлРЯ XI–XVII, вып.8, с.287–288), значение известно и современным говорам Карелии, лох ‘исхудалая рыба’, «лох во время метания икры» (без указ. точной географии, Алатырев [13] , с.37). Апеллятив заимствован из фин., карел. lohi ‘лосось’, эст. lohi от лит. lasis – то же (Фасмер, т.2, с.524). Вероятно, лох – это еще и ‘тощий, исхудавший (как лох после нереста) человек’. 2) Известно также, что лохами прозвали жителей Пижмы, которые считаются плохими рыбаками, так как ловят только отощавшую после нереста семгу, лосося, то есть лохов (печер.) (СРНГ, вып.17, с.159–160). 3) Мотив именования мог быть связан с омонимичным значением лох ‘лентяй’ волог., ‘ротозей, простофиля, дуралей’ пск. (СРНГ, вып.17, с.159–160). Ср. при этом лoха ‘дура’ пск., твер., по мнению М. Фасмера, от *лошь ‘плохой’ (Фасмер, т.2, с.524).

В настоящее время можно утверждать только, что основой именования было экспрессивное название лица. Отнесение апеллятива–основы к той или иной лексико–семантической группе гипотетично.

Как и при рассмотрении именований, связанных с внешностью лица, данные экспрессивные названия лиц свидетельствуют не только о морально–этических нормах, предъявляемых к человеку в прошлом, но и об умением человека трудиться. Самыми объемными группами слов, находящимися в основе имени собственного, стали лексико–семантические группы ‘сварливый человек’, ‘ленивый человек’, ‘упрямый человек’, ‘глупый человек’, ‘болтливый человек’, ‘драчливый человек’, ‘медлительный человек’ и др. [14] , насчитывающие до 20 лексем.

Безусловно, количество слов, входящих в те или иные лексико–семантические группы, не может быть одинаковым по разным регионам Руси. Так, во многих документах донационального периода, относящихся к торговым городам (Архангельск и Холмогоры, Великие Луки, московский Китай–город, Вятка, Вологда), достаточно объемными являются группы названий лиц по профессии, роду деятельности [15] , в наших документах таких именований всего 0,4%, что связано с преобладанием сельского населения в Карелии в XV–XVII вв. Еще меньше названий лиц по местности. Таким образом, большая часть антропонимов–характеристик – это именования–экспрессивы. При этом надо помнить, что помимо характеризующей функции данные именования выполняли и функцию профилактики, охраны от нежелательного проявления тех или иных качеств. Вероятно, именно этим поддерживалось сохранение обидных (с точки зрения современного человека) прозвищ, которые становились базой для создания патронимов, фамильных прозваний и даже отмечены в основах современных фамилий [16] .

Кроме того, что на территории Карелии XV–XVII вв. достаточно долго функционировали и некалендарные (первичные) [17] имена. В наших документах отмечены все семантические группы таких имен. Это и личные имена, отражавшие отношение родителей к факту появления ребенка, и порядок рождения, и время рождения, качества характера и внешний вид новорожденного, имена–обереги. Интересно, что даже в памятниках XVII в. находим большое количество таких имен: Бажен (Баженя, Баженко), Воин (Воинко, Войка), Второй, Девятой, Докучай (Докучайко), Домашней (Домашко), Дружина (Дружинка), Ждан, (Жданко), Истома (Истомка), Третьяк (Третьячко), Пятой (Пятуня, Пятко, Пятуша), Шестой (Шестак), Нечай (Нечайко, Нечаец) и т.д. Вероятно, это связано с тем, что Карелия являлась периферийной территорией древней Руси. Интересно, что данные имена в том же XVII в. давались не только крестьянам, но и лицам церковного звания, ср.: Баженя Матфеев, земской дьячок, раздельная, 1639 г., Мюллер, с.40 и челобитная, п. Кижский, 1646 г., там же, с.53; Воин (он же Воинка) Булычов, дьяк, 1671 г., 1672 г., Мюллер, с.200, 201, 202, 203; Второй Поздеев, дьяк, грамота, 1602 г., Мюллер, с.15; Докучайко Григорьев сын Игумнов, дьячок, Олонецкая вол., дело, 1663 г., там же, с.163; Дружинка Герасимов, юштозерский дьячок, челобитная, 1659г., там же, с.136; Ждан Прокопьев, поп, п. Пудожский, отписка, 1690 г., там же, с.343 и т.д. Безусловно, все вышеназванные лица имели и календарное имя, но столь долгое употребление исконно русских имен является значимым фактом для антропонимии Карелии.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Таким образом, антропонимия Карелии свидетельствует о сложном переплетении имен разных эпох, об отражении в них различных характеристик человека, его верований, обычаев, различных сторон быта, традиций народа.

• [1] Писцовые книги Обонежской пятины. Л., 1930 (далее: ПКОП).
• [2] Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-2000. Вып.1-25 (далее: СлРЯ XI-XVII).
• [3] Акты социально-экономической истории Севера России конца XV-XVI вв.: Акты Соловецкого монастыря. 1479-1571 гг. / Сост. И.З.Либерзон. М., 1988 (далее: АСМ).
• [4] В настоящее время трудно определить, была ли дифференциация этих значений в прошлом или существовало что-то объединяющее данные лексические значения, например, 'недовольный всем человек'.
• [5] Словарь русских народных говоров. М.-Л., 1966-1992. Вып.1-23 (далее: СРНГ).
• [6] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1995. Т.4. С.414 (далее: Даль).
• [7] Пословицы русского народа: Сборник В.Даля. В 3-х т. М., 1993. Т.1. С.596-606.
• [8] Карелия в XVII веке / Сост. Р.Б.Мюллер. Петрозаводск, 1948 (далее: Мюллер).
• [9] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. / Пер. с нем. и доп. О.Н.Трубачева. - 2-е изд. - М., 1986-1987 (далее: Фасмер).
• [10] Куликовский Г.И. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898.
• [11] Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. СПб., 1994-2002. Вып.1-5 (далее: СРГК).
• [12] Писцовая книга Заонежской половины Обонежской пятины 1582/83 гг.: Заонежские погосты // История Карелии XVI-XVII вв. в документах. Петрозаводск; Йоэнсуу, 1993. Вып.3. С.35-341.
• [13] Алатырев В.И. Словник-вопросник по изучению заимствованных карельских, вепсских и финских областных слов в русских говорах КФ ССР. Петрозаводск, 1948.
• [14] Лексико-семантические группы перечислены в порядке убывания количества лексем, входящих в них.
• [15] См., например, Попова И.Н. Переписная книга Вологды 1711 года как жанр и лингвистический источник. Диссертация на соискание ученого звания канд. филол. наук. Рукопись.
• [16] Большая часть имен собственных сохранилась в основах современных фамилий петрозаводчан и жителей Карелии. См. например, ежегодный телефонный справочник квартирных телефонов республики Карелия: Алло, Карелия. Петрозаводск, 1998.
• [17] Некалендарные (или первичные) имена не следует путать с прозвищами (вторичными) именами. См. подробно: Мирославская А.Н. О древнерусских именах, прозвищах и прозваниях // Перспективы развития славянской ономастики. М., 1980. С.202-213.