Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Данная статья имеет своей целью охарактеризовать старинные плясовые песни и их мотивы как определенный элемент фольклорной традиции. Нами просмотрены тексты более 30 плясовых песен Пудожского уезда, записанных во второй половине ХIХ века и до сих пор нигде не опубликованных. Самые ранние из них датируются 1856 годом, они присланы в архив Русского географического общества священником города Пудожа о. Иваном Георгиевским. Часть песен собрана учителями и молодыми священниками Олонецкой губернии в 1870-е годы и также хранится в РГО. Некоторое количество плясовых песен найдено автором в олонецкой дореволюционной печати. Для сравнения привлечен материал экспедиции 1938 года в Пудожский район и собственные экспедиционные записи автора [1] .

В Пудожском уезде Олонецкой губернии зимние молодёжные увеселительные собрания назывались вечорками, а летние развлечения – гулянками. Зимою «…девушки почти каждый день собираются на так называемые “вечерки”. Летом же собираться можно только по воскресеньям да по праздникам. В большие праздники (церковенные и часовенные) в деревнях устраивают “гулянку” – обыкновенно близ часовни» [2] . Главное действо увеселений – пляски и игры. В 1850-е годы пляски, исполняемые под песни, гармонию или балалайки, были трех родов: «… первое и самое обыкновенное при праздниках называется “холостой” и состоит в виде самой тихой прогулки девицы с холостым парнем; другое называется “шин” и есть в полном виде русский шин с различною пляскою холостых мужщин и наконец третье вертится по парно молодец с девицей» [3] . В 1870–80-е годы в Пудожье пришли модные городские танцы, «…занесенныя из Петрозаводска под именем игр, кадриль и лансье быстро привились в деревне и вытеснили старинныя “игры”. На вечорках стали играть ланцой или кадрелью». [4] Известный этнограф В.Харузина наблюдала разучивание этих танцев молодёжью на вечеринке в деревне Авдеевская: «Плясали кандрель “въ 4 пары»: парни “выкидывали всевозможныя па, присядали, подскакивали, кубарем вертелись вокруг своих неповоротливых дам». Ригин, «недавно вернувшийся с Петрозаводскаго завода, вполне прививший к себе городскую мещанскую культуру, в глазах своих односельчан был украшением бесёды». Он ухитрялся играть на гармонии и танцевать в одно и то же время. На улице молодёжь плясала лансье в 8 пар [5] .

Современные информанты с воодушевлением рассказывают о том, как плясали в молодости. «Как Святки начнутся, с Рождества до Крещения, мы ведь ходим маскированными-то. Ходили, топали. По всей волости обойдём. По всей волости! Сошли в Ярчево. „Ой, – спрашивают, – да эта-то чья? Да эта-то чья плясья такая хороша?!“ А мы пляшем: „Ой, у наших, у наших, у наших у ворот, да ай, да, лю, да у ворот, ай, лю, у ворот, стоял девок хоровод…“ Как приду домой, отец скажет: „У тебя и пята-то не отвалилась, эдак топать там пятами!“» [6]

«… А иной раз вечорка така, что больше пляшешь, чем прядешь. Раньше парни пойдут по кружку. Вот пляшут–пляшут, зажгут лученину и пойдут по кружку. Там не один парень идё, идут с лученой, зажгана лученинка, и идут–светят. Который, как познакомился со своей девкой, он до своей девке дойдё, на колена сядет. Потом сидят по лавкам, а тут на серёдке пляшут. Рассказывала мама, что ходили эту ланцу. А в Водлозере ходили шином. Ну, и в кадрель ходили. Эта кадрель была испокон веков. Танцев тоугды почти не танцевали» [7] .

«У нас один был музыкант Алексей, как идёт с Чёрного с гармошкой, дак мы уж вси туда на эту деревню. И в пляс! А старух насобирается, мужиков: „Поглядеть надо, поглядеть надо!“ Вси кругом, а мы что хочем, то и делаем, пляшем, танцуем… кадрель-то, несчастну мы так отшибычивали». (Сухова М.Н.).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Песни, сопровождавшие пляски, называли в Пудожье частыми. Описывая исполнение частых песен пудожским крестьянином И.Ф.Матюшиным собиратель писал: «Веселый мотив и быстрый темп этих песен увлекают самого исполнителя, он оживляется и несмотря на свои 66 лет, начинает, где считает нужным, быстро поводить плечами и выразительно жестикулировать» [8] . Многие факты свидетельствуют, что текст плясовой песни воспринимался исполнителями как разыгрываемый перед зрителями многоаспектный драматический сюжет, а сам исполнитель как своеобразный артист.

Среди пудожских плясовых песен явно просматриваются два основных типа: песни комические (шуточные) и песни с весенней хороводной тематикой. Причем круг мотивов частых песен значительно шире. Так мы можем найти в них «следы» свадебного обряда, корильных песен и др. Причем отношения ритуального образа или действия и плясовой песни строятся на воспроизведении одних и тех же смыслов средствами разных «языков»: обряда и не связанной в данный момент с обрядом песни.

Например, известный мотив пудожской плясовой песни «В хороводе мальчик на ногу ступил, за кровинку алой ленточкой дарил…» обозначал трагическую свадебную ситуацию: жених на настоящей свадьбе наступал на ногу невесте так, «что кровь идет». Уподобление невесты жертве – широко распространенный ритуальный обычай на Русском Севере. В Олонецкой губернии мать жениха советовала сыну, когда вернется домой после венца, «прежде всего ступить своей жене на ногу» [9] .

В плясовых песнях различим «след» святочной обрядности. Издевка над старым мужем, его утопление, удушение, описание хмельного детины или плохой пекарки, у которой «три недели квашня кисла, не выкисла, на четвёртую неделю призагоркла была» – словом, то, чем изобилует цикл комических песен, объяснимы святочными представлениями о «перевернутом» мире. Ведь маскированные совершали действия, строго запрещенные в обычное время.

«Как мне свекровушкаМужа-то звать?» – «Филя–простофиля,Филя кошачье вздыханье,Куричье шаганье,Овечье подоплечье,Свиное подбрюшье» [10] .

Во многих плясовых песнях можно найти мотивы весенних обрядов. Одним из основных сюжетов весенней хороводной традиции являлось соперничество (сравнение) половозрастных групп – парней и девушек. Мотивы пудожской плясовой песни «Что ль за речкой, за рекой…» нанизаны следующим образом: «посеяли девки лен … наезжали купцы, удалые молодцы». Далее действие динамично развивается – конь разыгрался, разбил камень, как в сером камне огня нет, так и в чужой жёнке правды нет.

История песни «есть цепь постепенных изменений, количественное накопление которых приводит к возникновению нового качества» (С.Ю.Неклюдов) [11] . В нашей статье мы попробуем проследить «судьбы» нескольких старинных плясовых песен, которые в конце ХIХ века оказались под воздействием пришедших из города модных танцев. Частая песня второй половины ХIХ века была продолжительной по протяженности, так как пляска и не могла быть короткой (в редких случаях короткого текста песня повторялась не один раз).

Среди досюльных плясовых песен, записанных И.Георгиевским, первой шла «Уж ты Ванюша, Иван, Ваня, братец мой». Зачином песни служило обращение девушки к понравившемуся парню: «Перестань, Ваня, пить! Будут девушки любить, будут молодушки хвалить». Основные мотивы песни складывались в следующий сюжетный ряд: затопила млада печь, пошла по воду, воду замутили гуси, лебеди; дождавшись свежей воды, зачерпнула воды, пошла домой и увидала пожар; посмотреть на пожар «соезжались» господа из уездного суда. Окончание построено по принципу антитезы: пожар не пылко горит, муж не больно бьет молодую жену; и вывод – жену надо бить, чтобы щи были горячи, каша масляная. Все известные нам олонецкие варианты песни очень схожи, что говорит о большой сохранности песни в середине ХIХ века. Только в тексте Е.Барсова есть момент, не упомянутый в других вариантах, носящий «присушивательный» характер: ожидая, когда просветлеет вода, девушка стоит, помахивая «гальнетуровым платком», приманивая милого. Песня была широко распространена в Олонецкой губернии [12] , но, к сожалению, к концу века исчезла, оставив после себя несколько отрывочных фрагментов.

Плясовая песня «Широкая борода! Не ходи меня мимо сада…» в цельном виде исполнялась в Пудожье, Заонежье, на Вытегорщине вплоть до прихода новых танцев [13] . В конце ХIХ века её первый сюжетный мотив – женатый мужчина не должен ходить мимо дома девушки, носить худой славы, худая славушка пойдет – никто замуж не возьмет – стал уходить из памяти исполнителей. Зато второй мотив «Девка яблочки щипала, не наливчатые» соединился с мотивом «Зовут Ванюшею, пивоварушею» и оформился в Пудожье в песню под ланцы. Начиналась ланцовая песня с зачина «Ах, вы сени, мои сени…» В песне налицо контаминация таких мотивов: девушке по сеням не ходить, парня за руку не водить и не целовать; девушка не слушает отца, спотешает молодца, которого зовут Ванюшею, пивоварушею; Ваня пиво варил, зелено вино курил, приглашал девушек на поварню, обещал допьяна напоить; он любит хорошую, баскую, деревенску, щегольскую; девушка не разговаривает с парнем, провожает его, у неё раскраснелось лицо, горит как огонь. В первой трети ХХ века песня стала вдвое короче и воспринималась уже как кадрильная (д.Семеново, 1938 г.). В 1991 году автор записал её небольшой фрагмент в деревне Каршево [14] .

Сохранилось довольно много пудожских вариантов частой песни «Уж мать моя матушка! Государыня боярыня моя …» [15] . В середине ХIХ века существовал её достаточно цельный текст, включавший в себя мотивы с обрядовой семантикой. Первый сюжет: мать родила хорошую дочь, «ухорашивала», голову расчесывала, косу заплетала, лентой перевязывала; девушке нельзя идти к обедне, так как люди смотрят, попы запеваются, дьяки зачитываются, пономарь не может звонить; молодец говорит: вот идет хорошая, щасливая, таланливая, забавливая, он мог бы взять её замуж. Второй сюжет: у девушки крепкий караул, её стерегут отец и мать, не пускают на улицу гулять; в хороводе парень наступил на ногу девушке, за это дарил ей ленту, за лентой парень ходил три года, на четвёртый печаль наложил. Третий сюжет: около Водлы–реки на ракитовом кусте соловей песни поёт, призывает девушку гулять, пока воля батюшки и матушки, когда будет неволя, навяжется либо старый, либо малый, либо пьяница–дурак. Четвёртый сюжет: с кабака идет пьяница, шатается, в грязь марается, жене велит его раздевать, разувать; жена отказывается, муж берет плеть и учит её.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

К началу ХХ века текст песни «распался», каждая сюжетная ситуация обросла новыми мотивами и «зажила» собственной жизнью. Песня «Уж ты мать моя матушка!», утратившая зачин, но продолжавшая называться плясовой, была записана собирателями в 1938 году. Она стала вдвое короче, причудливо соединив в себе некоторые изначальные мотивы.

Как по матушке по Волге реке

На ракитовой кустышку,На малиновом прутышкуСоловеюшко песни поет,Молодой Ваня высвистывает, Холостой выговаривает:«Эвоко моя хорошая идет,Хорошая девка счастливая,Счастлива – таланливая,Таланливая да омманчивая,Взял бы взял бы я девицу за себе».У девицы караул крепкой,У девицы отец мать роднойНе спускают девицу погулять,Во большие караводы танцовать.В карводе парень на ногу ступил,За проступку алу ленту подарил,А за ленту то три рубля платил,Три году по девушке ходил,На четвёртый пецаль получил.Что печаль на сахарные уста,А буйна голова с кручиношею,Ретиво сердца со ржавчиною [16] .

Старинная песня «Забалуйко, забалуйко, забалуюшко детина…» или «Зайка–зайка, забалуйко» известна нам только в двух пудожских и нескольких олонецких вариантах [17] . Её мотивы: детина–забалуйко принес девушке подарки – алую китайку, платочек, перстень, калачик, пряник, чернослив; подарки не нравятся – китайка линючая, платочек поношенный, «из орешек зубы ломит, с черносливу брюхо дует»; люди смеются, укоряют детиной. В ХХ веке песня ушла из памяти носителей традиции и как цельный текст перестала существовать.

В 1870-е годы в Красновском приходе учителем И.М.Казанским была записана короткая плясовая песня «Погорела лебеда без дождя».[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Погорела лебеда без дождя (2р.),Моя крупная разсадушка (2).Пошлю ли казачка за водой,Ни воды нет, ни казаченка (2).Кабы мил (мне) младой ворона коня (2),Я бы вольною казачкой была (2),Скакала, плясала по лугам (2),По зеленым дубровушкам (2),С донским казаком удальцом (2),Со удалым добрым молодцем (2).

В 1999 году автору удалось записать эту же песню у жительницы Петрозаводска М.И.Козловой (1908 г.р., д.Гакукса Пудожского уезда). Текст песни практически не изменился, основные мотивы те же: посею на берегу лебеду, пошлю казака за водой; нет ни воды, ни казака; если бы девушке дали коня, она сама была бы славной казачкой, плясала бы и скакала по лугам с молодым казаком. Марфа Ивановна не смогла точно вспомнить, плясали ли её под «кадрёлку» или под ланцы:

Посею лебеду на берегуСаму крупную россадушку. Пошлю казака за водой, Ни воды нет, ни казаченки. Кабы мне бы млада бура да коня,Я бы славной казачкой была, Я бы славной молоденькой. Плясала, скакала по лугам, По зелёныим дубровушкам,С донским, с молодым казаком,Со удалым, добрым молодцом [18] .

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что многие старинные плясовые песни в связи с исчезновением старых плясок (шестёрка, черничек, завивая и др.) и появлением новых танцев стали видоизменяться, сокращаться, терять мотивы с обрядовой семантикой. Этот момент не следует воспринимать как тотальное разрушение старинной плясовой песни, а как некий способ самосохранения. Часть песен была жанрово перекодирована, сумев вписаться в музыкальную систему новой плясовой традиции. Какие факторы послужили причиной предпочтения того или иного мотива? По нашему мнению, в песнях были сохранены в основном прозрачные мотивы, за которыми не усматривались ритуальные смыслы. Таким образом, преемственность во время перехода от досюльных плясовых к ланцовым и кадрильным песням была соблюдена и носила эволюционный характер.

• [1] Архив Русского географического общества, ф.25, оп.1, №30 (Георгиевский И. Этнографические сведения Олонецкой губернии о городе Пудоже с принадлежащими оному окрестными селениями); ф.25, оп.1, №40 (Русские народные песни Олонецкой губернии – 11 тетрадей) (далее: Архив РГО); Барсов Е.В. Олонецкие бытовые песни / / Олонецкие губернские ведомости. 1868. 15 июня, №24; 22 июня, №25; 29 июня, №26; 6 июля, №27; Петров К.М. Олонецкие бытовые песни / / Там же. 13 июля, №28; 20 июля, №29; 27 июля, №30; Шайжин Н. Досюльные песни (записаны в с.Негижме от крестьянина И.Ф.Матюшина) / / Олонецкие губернские ведомости. 1904. 22 янв., №9; Архив Карельского научного центра РАН, р.6, оп.1, кол.6, №1–148 (Фольклорные тексты (сказки, песни, плачи и др. жанры) от разных лиц. Пудожский район КА ССР (КФССР). Записи 1938–1939 гг. Зап. Е.А.Белованова) (далее: АКНЦ).
• [2] Харузина В. Год на Севере: Путевые воспоминания. М., 1890. С.71–72.
• [3] Архив РГО, ф.25, оп.1, №30, л. 53–54.
• [4] Колобов И.В. Русская свадьба Олонецкой губернии, Пудожского уезда, Корбозерской волости // Живая старина. 1915. Вып.1/2. С.26–27.
• [5] Харузина В. Год на Севере. С.72.
• [6] Сухова Мария Николаевна (в девичестве (Шиперова, 1911 г.р.) род. в д.Великодворной, Каршево.
• [7] Павлова Нина Николаевна (в девичестве – Зимина, 1929 г.р.) род. в д. Нижний Падун.
• [8] Шайжин Н. Досюльные песни. №3. С.2.
• [9] Шейн П.В. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, сказках, легендах. СПб., 1900. Т.2. Вып.2. С.503.; Георгиевский М. Колдуны исчезают // Олонецкие губернские ведомости. 1892. 21 марта, №22. С.230.
• [10] Русские народные песни Олонецкой губернии… Т.5. №10. С.82. Записал К.Е.Охотин в Нигижме, Пудожского уезда.
• [11] Неклюдов С.Ю. Фольклор: типологический и коммуникативный аспекты // Традиционная культура. 2002. №3. С.3.
• [12] См.: Архив РГО, ф.25, оп.1, №30, л.54–55; Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях, составленное В.Дашковым. СПб., 1842. С.181–182; Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний, собранные Ф.Студитским. СПб., 1841. С.103; Барсов Е.В. Олонецкие бытовые песни… №24. С.368.
• [13] Архив РГО, ф.25, оп.1, №30, л.55; Описание Олонецкой губернии… С.182–183; Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. Изд. подгот. А.П.Разумова, И.А.Разумова, Т.С.Курец. Петрозаводск. 1991. Т.3. С.136–137 (вытегорская песня); Барсов Е.В. Олонецкие бытовые песни . №25. С.390.
• [14] АКНЦ, р.6, оп.1, кол.6, №16. В Кижском с/с под 2 фигуру кадрили; АКНЦ, кол.79, №596, л.367. В Типиницком с/с под 3 фигуру; АКНЦ, кол.78, №34, л.46 и т.д.
• [15] Архив РГО, ф.25, оп.1, №30, л.56–58; Русские народные песни Олонецкой губернии … Т.5, №117, с.472.; Шайжин Н. Досюльныя песни … №9, с.2.
• [16] АКНЦ, р.6, оп.1, кол.6, №28.
• [17] Архив РГО, ф.25, оп.1, №30, л.58–59; Русские народные песни Олонецкой губернии … Т.11, №116. От пудожской уроженки Парасковьи Амозовой; Петров К.М. Олонецкие бытовые песни … №29. С.472.
• [18] Русские народные песни Олонецкой губернии … Т.11, №2, с.254.