Хроленко А.Т. (г.Курск)
Исследование эмоционального опыта этноса средствами кросскультурной лингвофольклористики
@kizhi
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №06–04–00012а).
В свое время, сравнивая русский и английский языки, А.Вежбицкая пришла к выводу, что англо–саксонской культуре свойственно неодобрительное отношение к ничем не сдерживаемому словесному потоку чувств и что англичане с подозрением относятся к эмоциям, в то время как русская ментальность считает вербальное выражение эмоций одной из основных функций человеческой речи. «Эмоциональная температура текста» у русских весьма высока, гораздо выше, чем в других славянских языках [1] .
Эти слова известного лингвокультуролога припомнились, когда курские лингвисты осуществляли сопоставительный анализ кластера «человек телесный» в песенном фольклоре русского, немецкого и английского этносов [2] .
Фактический материал [3] свидетельствует, что концепт «лицо» весьма активно вербализуется в песенных текстах трёх народов, однако удельный вес русской лексемы лицо в три раза выше, чем немецких лексем Gesicht и Angesicht, и в четыре раза выше, чем английского существительного face.
В английских песенных тестах все случаи словоупотребления face связаны с внешней оценкой физических достоинств лица blooming ‘цветущее’, ugly ‘безобразное’, pretty ‘хорошенькое, прекрасное’. В немецких песенных текстах лицо определяется как lieb ‘милое’, schon ‘прекрасное’, rauh ‘грубое’. Как субъект действия, оно может lachen ‘смеяться’, leuchtenwie ein Spiegel ‘светиться, как зеркало’, [sein] wie Milch und Blut ‘[быть] как кровь с молоком’. Во всех случаях демонстрируется безусловный мажорный настрой.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
В русских лирических песнях лицо предстаёт как экран эмоционального переживания с характерными симптомами любовного чувства: Видно печаль и по ясным очам, Видно кручинушку и по белому лицу (Соб–3, №10). Психологам эта метафора близка: «Оно (лицо. – А.Х.) подобно информационному экрану, на котором с высокой точностью и динамизмом разыгрываются перипетии внутренней жизни человека. Именно с него в процессе непосредственного общения считываются сложнейшие «тексты» состояний, мыслей, интересов и намерений коммуникантов» [4] . «Сложнейшие узоры переживаний человека, его темперамент и характер оказываются как бы вынесенными вовне и доступными восприятию другого» [5] .
Эмоциональная жизнь, отражённая на лице, предстаёт в динамике цветовых характеристик. Динамизм цветовой характеристики предопределяет наличие финитных глаголов с «цветовым» корнем (белиться, румяниться, черниться).
С радости – лице белится,Белится лице, румянится;С печали – лице чернится.Чернится лице, марается(Соб–3, №8).
Цвет – это репрезентация двух обобщённых эмоциональных состояний – «жары» и «остуды».
Знаком любовной страсти выступает «жар». Жар 1. Румянец на лице; 3. Любовь, сильная страсть [СРНГ: 9:71] [6] : нажгать жаром лицо, проявиться жар в лице, появиться [жар] в лице.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Стояла, стояла,Жаром лицо, жаром лицо,Жаром лицо нажгала(Кир. №1178/6/).
Проявился у Саши в лице жар(Соб–2, №285).
Я немножко с милым танцевала,Мил за ручку крепко жал,Я руки не отнималаПоявился в лице жар(Кир., №1328 /15/).
С существительным жар ассоциируются глаголы разгораться / разгореться, пылать [кровь] в лице, разгорать лицо.
Приду домой, догадается,С чего лицо разгорается(Соб–2, №56).
Отчего–то пылает в лице кровь?Она пылает, лице разгорает(Соб–3, №85).
Разгорелось мое белое лицоЗазноблялося сердечушко,Разыгралась кровь горячая (Соб–2, №52).
Образ «любовь – горение» предопределяет наличие прилагательного с корнем -гар- или -пыл-:
Не шути–ка, парень, шуточки,Не задень меня по белому лицу:Мое личико разгарчивое,Ретиво сердце зазнобчивое! (Соб–2, №52).
Уж ты, вдовка, ты, вдовка моя,Вдовья, вдовина, победна голова,Твое личико разгарчивое,Ретиво сердце доносливое! (Соб–2, №116).
Разгарчивый‘Фольк. Легко, быстро покрывающийся румянцем (о лице, щеках)’ [СРНГ: 33:301]. Диалектный словарь фиксирует также разгарчистый. С тем же значением используются прилагательные разгасивчивый, от Разгасить ‘Разгорячить, разрумянить кого–л.’ [СРНГ: 33:301]; Разгаситься ‘Раскраснеться, разрумяниться’ [СРНГ: 33:301].
Не щипли меня за белое лицо:Мое личико-то вспыльчивое,Щечки алыя разгарчивыя:Разгорятся, так не уймутся (Соб–2, №56).
Симптомом любовного «жара» в русской народной лирике является румянец:
Во всём белом вашем лице румянец играет (Кир., №1340).
«Жару» и его симптому – румянцу – противостоит «остуда» физическая или эмоциональная. Примеры физической «остуды»:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Вышла в сени Саша простудиться,Чтобы жар с лица согнать (Соб–2, №285).
Пойду, выйду млада на крылечко,Простужу бело лицо,Чтобы жар с лица сошел (Кир. №1328 /15/).
Простужать, простудить лицо, голову и т.д. ‘Освежить, вызывать чем-л. ощущение свежести, бодрости’ [СРНГ: 32:255].
Эмоциональная «остуда» связана со слезами:
У душечки ли у красной девицыНе дождичком ли белое лицо смочилоНе морозом ли ретиво сердце познобило:Смочило ли лицо белое, лицо слезами,Позябло ли лицо белое, лицо слезами,Позябло ли ретиво сердце с тоски–кручины(Кир. №1248/64/).
Не плачь, девка, не плачь, красна,Не рони слез понапрасну:Слезы ронишь, лице мочишь,Назад дружка не воротишь (Кир. №1295/19/).
Следствие «остуды» – утрата красоты и её атрибутов – белил и румян:
Скоро Сашу взамуж отдадут,Скоро волюшка минуется,Красота с лица стеряется(Соб–2, №116).
Скоро, скоро девку замуж отдают,Все минуются у девушки гульбы,Красота с лица покатится(Кир. №1289 /13/).
Вы, белилички, румянчики мои,Полетите со бела лица долой(Соб–2, №454).
Белилички и румянчики – это не только косметические краски, но и естественный цвет лица, теряемый горюющей героиней песни:
Вся гульба моя пропала,Все румянцы с лица спали! (Соб–2, №111).
Попутно заметим, что былинный эпос лаконичнее лирики в описании эмоций. Лицо как показатель эмоциональных переживаний упоминается редко: смениться в лице, спасть с лица, пристыдить лицо, стыдить лицо (студ /стыд, студа, стыдоба/ ‘застывание крови от унизительного, скорбного чувства’ [Даль: 4:347] [7] ). Чаще (8 словоупотреблений) встретим формулу скорбить лицо (скорбить ‘плача, обливаясь слезами, придавать скорбное выражение (лицу)’ [СРНГ: 38:84]).
Итак, русское лицо в народной лирике кардинально отличается от лица в песенном фольклоре немцев и англичан.
Разрабатывая основы кросскультурной лингвофольклористики на материале таких тематических групп, как «небо», «человек телесный», «художественная и религиозная культура», мы в полной мере ощутили те трудности, которые ожидают тех, кто попытается представить эмоциональный опыт этноса в текстах традиционной культуры.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Концептосфера «человек эмоциональный» вербализуется с помощью дескрипторов, т. е. слов и словосочетаний, описывающих эмоции. Ядро дескрипторов составляют имена эмоций – эмономы. Этот термин нам впервые встретился в статье Н.А.Багдасаровой [8] . Полагаем, что более удачным, соответствующим системе онимов, был бы термин эмоним (ср. омоним, синоним, фитоним, зооним, эстематоним и др.), которым мы и намерены пользоваться.
Замечено, что нет ни одного переживания, которое доступно для одного этноса и недоступно для другого, поскольку эмоции универсальны, а вот словарь эмотивной лексики, вербализующей эмоциональный опыт, в разных языках различен. Это различие обусловлено национальным характером и культурой. «У русских описание страха сопряжено с упоминанием слез и пота, а англичане предпочитают употреблять слова, связанные с активным состоянием организма. И прямо противоположная картина наблюдается для гнева: активность у русских и слезы у англичан» [9] .
Если в описании таких кластеров фольклорных лексиконов, как «небо», «религиозная культура», «человек телесный» и др. лингвофольклористы особых трудностей в определении границ кластеров и семантизации содержащихся в них лексем не встретили, то в случае с кластером «человек эмоциональный» такие трудности очевидны. Покажем это на примере гнева – эмоции, казалось бы, достаточно определённой.
Психологи свидетельствуют: гнев как эмоциональная реакция реализует адаптивную функцию, позволяющую индивиду преодолевать возникшие препятствия: придаёт новые силы, мобилизует организм, позволяет добиться намеченной цели. У гнева чёткая физиологическая основа: брови опущены и сведены, между бровями появляются вертикальные складки, веки напряжены, глаза выпячиваются, оставаясь неподвижными, ноздри расширены, рот перекошен.
Обратимся к русским и английским народным песням и констатируем, что в текстах эмоция гнева весьма эпизодична. В собрании Киреевского обнаружим всего три примера с формулой гнев держать: Мне подружку взять, будешь гнев держать (Кир., №1340). В собрании Соболевского (том 3) эта формула отмечена четырежды. В ряде примеров формула развивается глагольной формой: Мне подружку взять, – будешь гнев держать, Будешь гневиться (Соб–3, №357).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
В русской народной лирике эмоция гнева воспринимается как нежелательная: Уж я, млада, не слушала, Игры своей не портила, Подруженек не гневила (Соб–2, №631); Нейду домой, не слушаюсь, Игру с гульбою не кидаю, Подруженек не гневаю (Соб–2, №629). Для персонажей русских народных песен характерно обращение с просьбой не проявлять гнев. Эмоция упоминается как бы превентивно: Не гневайся, радость, на меня, Что я не был вечёр у тебя (Кир. №1383); Не прогневайся, мой милый, – Не уборна к тебе вышла (Соб–4, №554); Свекрушка батюшка, Не гневайся на меня, Что ягода зелена… (Соб–2, №587).
В английских песнях эмоция гнева упоминается столь же редко. Мы фиксируем всего три словоупотребления соответствующего существительного anger.
When these two truelovers was fondly talkingО the wicked father in anger flies (Sh.I, №83, A, 343). | Когда эти двоевлюблённых нежно беседовали,Злой отец летал в гневе. |
Don't fear my father's anger,For I will set you free,Don't fear my father's anger,And appear she did not failAnd she freed me from all danger (Sh.I, №8, B, 359). | Не бойся гневамоего отца,Ибо я освобожу тебя,Не бойся гнева моего отца,И она появилась,И освободила меня от всех опасностей. |
Фиксируем пять словоупотреблений однокоренного прилагательного angry ‘сердитый’.
Обращаем внимание на то, что в английских песнях источник гнева – отец, иногда – родители. В русских песнях субъекты гнева – герой, героиня, подруги.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Сравнивая употребление лексем гнев, гневный, гневаться, гневиться // anger, angry, мы сталкиваемся с тем, что сопоставление может быть неполным, поскольку каждое основное наименование эмоции входит в состав квазисинонимических или ассоциативных рядов. Русское слово гнев в словарях синонимов сопровождается словами бешенство, запальчивость, сердце, ярость и др. Английская лексема anger связана с существительными rage ‘гнев, ярость, неистовство’, fury ‘неистовство, бешенство, ярость’, frenzy ‘неистовство, бешенство’ и др.
Возникает вопрос, как в этом случае вести адекватное сопоставление эмонимов. Рассматривать их как самостоятельные концепты или считать именами этапов переживаемого гнева: презрение → раздражение → злость → гнев) [10] ?
Описание осложняется наличием диалектных и окказиональных слов, как в онежской былине: А ты в торопях есть в озарности Убил бы тя старушку не за что-то я (Гильф. 1, № 54, 223). Возарности от озаряться ‘приходить в ярость, разъяриться’ [СРНГ: 23:85].
Полагаем, что полноценное описание эмоционального опыта этноса возможно только в том случае, если будет привлечён большой корпус фольклорных текстов двух и более народов и концептографическому описанию подвергнется вся совокупность элементов с целью установления концептуальной, репертуарной и квантитативной асимметрии как результата асимметрии культурной. Объяснение последней – предмет нового направления науки о фольклоре – кросскультурной лингвофольклористики.
- [1] Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. С.55.
- [2] Завалишина К.Г., Хроленко А.Т. Кросскультурная лингвофольклористика: народно–песенный портрет в трёх этнических профилях. Курск, 2005.
- [3] Базой эмпирического материала послужила соматическая лексика, выявленная методом сплошной выборки из следующих авторитетных фольклорных собраний: Великорусские народные песни, изданные проф. А.И.Соболевским. СПб., 1895–1897, Т.2–6 (Соб.); Песни, собранные П.В. Киреевским: Новая серия. М., 1917. Вып.2, ч.1 (Кир.); Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871 года: В 3-х т. СПб., 1894–1900 (Гильф.); Sharp's Collection of English Folk Songs. London, 1974. Vol.1,2. (Sh.).
- [4] Барабанщиков В.А., Носуленко В.Н. Системность. Восприятие. Общение. М., 2004. С.355.
- [5] Там же. С.357.
- [6] Словарь русских народных говоров. Л., 1964. Далее: СРНГ: выпуск: страница.
- [7] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1978–1980.
- [8] Багдасарова Н.А. Эмоциональный опыт в контексте разных культур // Человек. 2005. №5. С.108–109.
- [9] Там же. С.109.
- [10] Барабанщиков В.А., Носуленко В.Н. Системность. Восприятие. Общение. С.359.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.