Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

«По этому заведению ходят раз в год токо в Здвижева дни. Больше туда ни ходят. Не–не–не. И на тракторах едут. И пешком идут. […] А все, весь народ едим туда Богу помолица и душу освятить». Время (определённый праздник) и пространство (протяжённость пути паломничества) представляются важнейшими параметрами святого места в народной культуре. [1] И если время наиболее благоприятного посещения определено, то пространство представляется своеобразной переменной. Иными словами, варьирование информации о почитаемом месте происходит в пределах триады: Человек–Текст–Пространство. Какие «пространственные» изменения претерпевает, собственно, фольклорный текст? Наблюдению над этой проблемой и некоторым выводам посвящена настоящая работа.

Система почитаемых мест

Святые/почитаемые места не изолированы друг от друга, а образуют особую систему (см., например, термин «кризисная сеть», применённый Т.Б.Щепанской). Посещение их, правда, связано не только в отношении к каким–то «нестроениям» в семье и хозяйстве. Это могло быть «календарное» собрание всей округи у «своей» святыни. Почитаемое место могло собирать в определённый «святой» день представителей одного рода. Но при всей значимости святыни она не была единственной. Перед человеком, собирающимся идти на богомолье, всегда стоял выбор конечной точки пути. Из ряда святых мест выбиралось (или же указывалось чудесным образом) одно – наиболее важное. Представление о праздниках округи также давало информацию не об одном, а нескольких «заветных» местах. Дальность пути оценивалась как особый богоугодный труд, который подчёркивал значимость богомолья в судьбе человека. «Ну, просто так мне во сне присниласи старушка. "Что, – говорит, – доченька, ты бы вить сходила ко Ксении Блаженной". Да я и говорю: "Да я ко Ксении–то Блаженной бы и пошла в церкву… да, – [гово]рю, – только дойду до реки…" А правда, – справимся плоток: мужики сколотят нам, чтоб поплывём к Бору, и у меня деда куда-нибудь отправят: мни от ребятишек–то ни уйтить. Я вернусь с реки. Ну, вот я ей как будто во снях–то объясняю. Потом она и говорит: "Дак, хоть сходи, – го[ворит], – ко Спасителю". Вот. Так я ко Спасителю ходила. А в Бор ходила в церквушку, дак там спросила батюшка: «Ксеню Блаженной, куда можно свечечку поставить?» А он говорит: "Ксении Блаженной у нас нет в церквы, а ставить в общую – Вознесенье"». [2]

Материал

В 1994–2005 гг. мною проводились полевые изыскания в районе средней Мсты (Новгородская область, Маловишерский и Любытинский районы) и верховьев Сяси (Ленинградская область, Киришский и Тихвинский районы) [3] . За это время была обследована территория общей площадью примерно в 8,5 тыс. квадратных километров. Здесь существовали в начале ХХ в. и продолжают почитаться до нашего времени шесть важных сакральных «узлов» округи: часовня на Никулинском озере, руины Свято–Троицкой Реконской пустыни, источник в урочище Боровая вода, «болотный» колодец на Спасских болотах и руины приходского храма, камень–следовик у д. Колмыково (Подгорье), источник «у Креста» на Мсте. Кроме того, собран материал о других святынях, которые оказались за «обрезами исследовательской карты» – источнике Серафима Саровского около д.Юрьево, «могила» [4] прп.Никандра Городноозерского в д.Никандрово на озере Городно, источник Параскевы Пятницы, «прудочки», связанные с именем св. вмч. Пантелеймона у ст.Топорок и некоторые другие. Ареалы известности почитаемых мест «накладываются» друг на друга. Это позволяет выявить приоритеты населения отдельных деревень в «местных» паломничествах и наметить изменяющиеся, но вполне определённые границы известности каждого святого места.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

При изучении феномена почитаемых мест всегда присутствует ощущение постоянной «пограничности». Это целостное явление сплетается из неких «лоскутков». Каждый из этих фрагментов важен, но не является основным. Тексты о почитаемых местах, описывая это явление, тем самым образуют естественное единство – повествование о почитаемых местах. Здесь объединяется разноплановый материал, который уместно условно разделить на две большие группы. Вполне различимые фольклорные жанры (легенды, предания, поверья, былички) существуют в потоке устной речи. Часть текстов находится на своеобразном «пограничье» собственно, фольклора и разговорной речи. При этом граница «фольклора» и «не–фольклора» становится довольно условной.

«Центр» и «Периферия»

Эмпирически тексты о том или ином почитаемом месте дифференцируются по месту записи по принципу «далеко–близко». Насколько это оправдано? В деревнях, соседствующих с почитаемым местом, знание его населением, практически абсолютное, что создаёт особую «плотность» информации. По мере отдаления от определённого «сакрального центра», знание его становится всё более избирательным. [5] Оно подчиняется более частным причинам: родственные связи, знакомства, паломнические рассказы, да и просто случай. По мере удаления от почитаемого места знание его становится более индивидуально, опосредовано личными переживаниями. При сплошном обследовании деревень, наконец, находятся пределы распространения массовой информации о святыне. В таких точках она причудливо переплетается с известиями о более близких, «своих» почитаемых местах или же превращается просто в слухи. Пример такой «молвы» в связи со старцем Амфилохием, жившим в пределах Рёконского монастыря: «А в Рёконь ходили. Рёконь пиисят километров от нас. Вот говорили, что человек лежит головой на камню. И у его пролежан камень ямкой. Вот это он хочет быть святым. Он ни ест, ничего. Да. И вот проляживат, говорят, камень вот головой. Чего там… Были такие люди. Хотят попасть в свитые». [6]

Примеры

Как информация меняется и какие фольклорные формы она использует при движении по линии «центр – периферия»? Материал, собранный около святыни, имеет две специфические особенности. Во-первых, упомянутая выше «информационная насыщенность» выражается в разнообразии фольклорных форм. Это может быть предание о происхождении святыни на почитаемом месте «Плита была больша. Вот така… шириной, как это така, длина. На ей там написано, как она плыла на камню на этом. Ой, сладкоё, кака жё плыла-то? Пресвятая Матерь Божия… кака-то. Ой, забыла. Был каминь там. Вот ни знаю, вить люди-то ходили, стары-ты». [7] Либо поверье: «А оттуда, может быть кто, хоть водички привезёт, от Спаса, дак, вот в колодочёк туда полью. […] Ну, так как будёт от Спаса водичка. Так она и будёт держаца. Потом на следующий год опять кто привизёт, опять туда и опушу». О «святом» Никулинском озере: «У нас озеро такое, народу много тонуло. – Через три года, абсолютно… тонули. – Да, через три года брало озеро человека». Либо же тексты, отражающие какие-то события в форме былички: «К этому камню ходили. Там даже у многих есть вот (осколки. – В.В.). Когда взорвали этот камень, даже эти осколки дома брали. Как вроде вот дома. Вы вот слышали, нет, такую легенду? Одной женщине, она взяла вот этот вот осколок. И ей, значит, приснился сон, что где взяла, туда и снеси. Да. Она, значит, утром, ели дождалась утра и обратно отнесла». [8] Во-вторых, присутствует некая «бытовая» сторона восприятия святого места, связанная с участием его не только в сакрально–календарной стороне жизни, но и повседневности. «Там было. Вот скот я помню. Однажды, раньше вить ещё кого-то посылали: пастух пасёт вить. И вот я однажды с Васькой с этим, вот тут… И днём. Он говорит: «Нина, иди, – го[вори]т, – попей!». В луночки. Там вот придёшь, эта луночка: след вот человеческий в середине. Чистая–чистая водичка. Ну, туда на дне, когда бы ни пришёл, там всегда монетки лежат». [9] Как в описании хозяйства Свято–Троицкой Рёконской пустыни, так и в использовании монастырского добра во время разорения – все рассказы проникнуты особым деловым крестьянским сознанием, заострённым на «хозяйственной» стороне вопроса. Это взгляд хозяина, приходящего в обитель по церковным и трудовым надобностям и оценивающего этот мир с понятной для себя стороны. Мы, за редким исключением, узнаём, чем жил монастырь, какова была жизнь его обитателей. В этих повествованиях иноки предстают перед нами то в виде старичка, кормящего детей яблоками, то монаха, охраняющего с палкой фруктовый сад обители, или монахом, кормящим работников из крестьян близлежащих деревень. «Там вот коровы были, лошади. Ох, коровы таки были! Молока – пей, пожалуйста, дадут сколько хошь, с пенкам даже иногда… Два сада было. Один игумёнской сад, там был каменный домик. Вот как речка проходит, и мост тут был, а вот тут на берегу – каменный домик, такой, длинный был, кирпичной. Белой, оштукатурен, белый – это игуменский дом был. И сад. По ту сторону сад у его был, яблоневый. А там обчественный сад, за собором туды. Там были яблони хороши, и китайка, даже, была, яблоня… мелки такие… Вот девятнадцатого августа… вот в кадочку, в нову… вот в кадку большу таку, накрадут этих яблоков… И вот потом обсветя их и раздают людям». [10] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

По мере отдаления от почитаемого места характер информации становится более функциональным. На первый план выходят рассказы о чудесах и исцелениях у святыни. Приобретает особое значение точное объяснение, либо эмоциональное описание дороги. «И слушай! Дак, мы там спали. Там сено было накошено. И мы вот натаскам сена. У меня с дому одеяльце тоненькое было взято – ещё туды. Поисть взять да одеяльце взято, да сапоги рязиновые, да тапки. Там у меня две обувины я всегда брала, что… По болотам в сапогах шла. А выйдёшь когда на большу-то дорогу здесь, от Лопкушок-то. Тут-то дорога сухая, дак, обували уж мы тапки. До Вишеры мы шли уж в тапках. Что у нас… да, ноги–то у нас уставали, понимаешь? Вот так вот. […] Я очень много по завету ходила». [11] Другими словами, по мере отдаления от святыни возрастает значение чудесного в рассказах. [12] Подобного рода наблюдения заставляют с большей внимательностью вглядываться в неоднозначность трансформаций, которую вносит пространственная координата фольклорного текста.

• [1] См. наиболее авторитетные работы по данной теме: Бернштам Т.А. Локальные группы Двинско–Важского ареала: Духовные факторы в этно- и социокультурных процессах // Русский Север: к проблеме локальных групп. СПб., 1995. С.208–316; Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства) // Русский Север: к проблеме локальных групп. СПб., 1995. С.110–176.
• [2] Ольга Ивановна Михайлова (1923 г.р., ур. д.Гарь). Зап. в д.Гарь, Маловишерский р-н, Новгородская обл., 2000 г. Речь идёт о почитаемом месте «Спас» в примстинских болотах. Здесь до 1764 г. была расположена Спасо–Оскуйская пустынь, позднее — приходская Преображенская церковь. В д. Бор в советское время находился единственный на данной территории действующий храм.
• [3] См.: Виноградов В. В. Почитаемые места: конец ХХ века // Христианство в регионах мира. СПб., 2002. С.230–240; Виноградов В.В. Механизмы трансляции сакральной информации (на примере почитаемых мест Северо–Запада России) // Механизмы передачи фольклорной традиции. СПб., 2004. С.232–248; Виноградов В.В. Почитаемые места в Северо–Западной России (заметки собирателя) // Мировоззрение и культура северно–русского населения. М., 2006. C.196–214.
• [4] Несколько лет назад мощи преподобного были перенесены в церковь села Внуто.
• [5] Это связано с «внеэстетической» функцией фольклорных текстов, описывающих почитаемые места. См. Чистов К.В. К вопросу о принципах классификации жанров устной народной прозы // Чистов К.В. Фольклор. Текст. Традиция. М., 2005. С.48.
• [6] Мария Григорьевна Яковлева (1914 г.р., ур. д.Змеева Новинка). Зап. в д.Змеева Новинка Киришский р-н, Ленинградская обл. 2000 г.
• [7] Александра Степановна Митенкова (1914 г.р., ур. д.Верхнее Заозерье). Зап. в д.Верхнее Заозерье, Любытинский р–н, Новгородская обл. 1995 г.
• [8] Тамара Петровна (1930-х гг.р., ур. д.Новоселицы). Зап. в д.Новоселицы, Маловишерский р-н, Новгородская обл. 1999 г.
• [9] Нина Ивановна Прокофьева (1939 г.р. ур. д.Колмыково). Зап. в д.Новоселицы. Маловишерский р-н, Новгородская обл. 1999 г.
• [10] Виктор Иванович Цветков (1916 г.р., местн.). Зап. в д.Нижнее Заозерье. Любытинский р-н, Новгородская обл. 1995 г.
• [11] Анна Ивановна Самойлова (1926 г.р., ур. д.Большое Пехово). Зап. в д.Добрая Вода. Маловишерский р-н, Новгородская обл. 2001 г.
• [12] Кулешов Е.В. Народные рассказы о христианских чудесах в устном и письменном бытовании: опыт типологии // Славянские литературы: Культура и фольклор славянских народов. М., 1998. С.493–500.