Корепова К.Е. (г.Нижний Новгород)
Быличка и сказка (в межжанровом пограничье)
@kizhi
стр. 291Проблема соотношения былички и сказки была поставлена еще в 1930-е гг. В.Я.Проппом. В статье «Трансформация сказки» он отметил замкнутость жанровой системы волшебной сказки и малую проницаемость ее для былички. «Совершенно очевидно, что суеверия и местные верования (а, следовательно, мотивы и образы суеверных рассказов – быличек – К.К.) <…> могут вытеснять собственно сказочный материал. Однако замены эти встречаются много реже, чем можно было бы ожидать на первый взгляд», – писал он. «Леший только потому попадает в сказку, что он, как лесное существо, похож на Ягу. Сказка вовлекает в свой мир только то, что укладывается в ее конструкцию» [1] .
Позднее в спецкурсе о сказке он рассмотрел соотношение былички и сказки в жанровом и сюжетном плане. Быличку В.Я.Пропп отнес к жанрам, смежным со сказкой, вероятно, имея в виду прозаический и по-вествовательный характер обоих жанров, и выделил былички «по признаку принадлежности их образов к дохристианской религии, не умершей к моменту исполнения рассказа, и по признаку веры в действительность передаваемых событий» [2] , далее добавив, что у былички по сравнению со сказкой «и происхождение, и способ исполнения, и поэтика совершенно иные, настолько иные, что быличка должна быть выделена из области сказки» [3] . Определяя быличку, В.Я.Пропп назвал не только признаки, характерные для жанрового ядра ее, но остановился и на жанровой периферии, на межжанровом пограничье, обозначив и предполагаемые перспективы развития жанра. «Здесь могут быть переходные, смежные и неясные случаи, – писал он. – <…> Вера в изображаемые в этих рассказах существа может утратиться, а рассказ остаться, но остаться уже как чистый вымысел. <…> И тогда мы будем иметь промежуточные образования, и вопрос о жанровой природе придется решать в каждом случае отдельно. Быль [4] может превратиться и в анекдот, может превратиться и в сказку». В то же время заметил: «правда, такие случаи редки, так как с потерей веры обычно исчезает и рассказ» [5] .
В настоящее время, когда накоплено достаточно знаний в области сказковедения и изучения быличек, имеет смысл обратиться к жанровому пограничью и, во-первых, выделить былички, которые в свое время бы-ли отнесены к сказкам случайно, в результате «малой изученности как сказки, так и смежных жанров» [6] . Во-вторых, на материале конкретных сюжетов быличек выявить, как взаимодействуют они со сказкой.
Среди сказочного фонда, учтенного в последнем Указателе сказочных сюжетов [7] , к области быличек, по нашему мнению, принадлежат следующие сюжеты:
- в разделе «Чудесный противник» – 365* Бес в образе мужа (учтено 5 русских вариантов, а также варианты белорусские и украинские); 365 Д** Подмененный чертом муж (русские варианты не отмечены, но в несколько ином составе мотивов сюжет встречается и в русском репертуаре); 366 Человек с виселицы (отмечен один русский вариант); 366А* Отрубленный у умершей палец с перстнем (3 русских варианта); 334 Две доманушки (доможирихи) – умная и злая (1 вариант);
- в разделе «Чудесная сила или знание» – 677** Скрипач (гармонист) у чертей (12 русских вариантов); 677*** Повитуха попадает к чертям (отмечен один русский вариант);
- в разделе «Запроданный черту» – 813 А Проклятая дочь (31 вариант); 813 В Проклятый внук (сын) – 10 русских вариантов.
В будущем при переиздании Указателя эти сюжеты целесообразно из его состава исключить.
Взаимоотношения двух жанров на уровне сюжета рассмотрим на примере одной из очень распространенных быличек, в «Сравнительном указателе сюжетов» получившей название «Проклятая дочь» [8] . Содержание ее сводится к следующему: вследствие неосторожного слова матери или отца («Иди к черту!», «Чтоб тебя подпольник взял!») дочь уносится чертом; парень женится на ней и освобождает ее от чар. Варианты этого сюжета оказались в сборнике сказок А.Н.Афанасьева (Афанасьев 227, 228 и т.II, с.473) [9] , на основе их сюжет был выделен и внесен Н.П.Андреевым в его указатель [10] , затем сохранен в составе «Сравнительного указателя». За последние десятилетия в результате возросшего интереса к жанру быличек и соответственностр. 292 активного их собирания накопился обширный новый материал (Айвазян БII.7; Зиновьев 177–182; Черепанова 203; ВФМ 298–300; Пинежье 49–51; Черных с.44–46; Корепова и др. 255–260, 864–869 и др.) [11] , свидетельствующий о повсеместной известности сюжета и активной жизни его до сих пор.
Сюжет в русской традиции представлен несколькими версиями, которые различаются местом локализации унесенной героини в мире «нечистой силы» и вытекающим из этого набором мотивов. В структуре одной из версий, обычно называемой «невеста из бани», выделяются три части: 1. Парень на спор ночью идет в баню за камнем, реже – за каким-либо предметом банного ритуала (ковшом, веником); проклятая девушка хватает его за руку и обещает отпустить, если он женится на ней; 2. Парень исполняет обещание; 3. Молодые едут к родителям проклятой, уничтожают «подмёныша», родители узнают дочь, проклятую в детстве и унесенную нечистым.
Структура другой версии, которую можно назвать соответственно «невеста из озера», сложнее. Завязкой в этой версии является неосторожное слово парня. Рассказ в ней обычно начинается с того, что парень, сын бедных родителей, безуспешно сватает девушек своего селения (реже: с бедным не хотят знаться девушки на игрище), в сердцах он произносит неосторожное слово: «Кажись, если б сам черт дал мне невесту, я б и тоё взял»; или на вопрос матери «У кого же ты будешь сватать?» отвечает: «Хоть у водяника». Далее происходит встреча с незнакомцем («дюжим молодцем», стариком, мужиком), который подсказывает, как осуществить женитьбу или помогает попасть к чертям, водянику (обычно толкает в озеро). Следует женитьба и возвращение проклятой.
Можно выделить и еще одну версию («лесная невеста»), достаточно редкую, в ней к парню в лесную избушку проклятая девушка приходит сама. Есть варианты с усеченным сюжетом, в них говорится о проклятии, исчезновении и потом возвращении, а мотив женитьбы может отсутствовать.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Версии обладают различной сюжетной устойчивостью. Наиболее устойчива первая («невеста из бани»), в ней варьируется мотив посещения парнем бани (на спор или для гадания), описание подмёныша (ребенок-подмёныш всегда не растет, но в одних вариантах он все время плачет, «вопит», в других – уродлив) и способ уничтожения подмёныша. Версия вторая («невеста из озера») более вариативна. В этой версии девуш-ка может быть проклятой в детстве, но может и в возрасте невесты: мать произносит проклятие, недовольная тем, что дочь собирается на игрище («Черт бы подхватил с гулянки вашей!» – Чернышев, 69) [12] . В этом случае в сюжете мотив подмены отсутствует. По-разному в вариантах версии описывается и возвращение.
Быличка «Проклятая невеста» во второй версии имеет некоторое сюжетное сходство с волшебной сказкой (женитьба в подводном мире) и потому притягивает различные сказочные мотивы и образы. В некоторых вариантах ее, как в сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» или былине «Садко», используется мотив выбора невесты: черт / водяник выставляет вместе с проклятой девушкой и своих дочерей, проклятая помогает парню выбрать именно ее. Иногда проклятая оказывается царской дочерью («Бывало да живало царь да царица» – Карнаухова, 137 [13] ; «Жили-были царь да царица…» – Цейтлин, 17 [14] – так начинаются некоторые варианты), и тогда следует типично сказочная концовка: «Солдата (здесь герой бедный солдат – К.К.) и поставили царем на царьство, государем на государьство» (Карельск., 43) [15] ; «И этот добрый молодец из бедного сословия сделался наследником сего царства…» (Иваницкий, 661) [16] . Иногда в сюжет включается мотив чудесного бегства, но при этом только в одном варианте герой прибегает, как в сказке, к хитрости, обычно же пользуется магическими приемами защиты от нечистой силы (идет с невестой, не оглядываясь, «задом наперед», переобувается и т.п.), т.е. сказочный мотив реализуется по законам жанра былички, как отражение верований. В быличке иногда появляется персонаж-помощник. Им может оказаться случайно встреченный старичок (первоначально черт, то есть происходит переосмысление образов). Он подсказывает, какую девушку выбрать, затем освобождает проклятую от чар (разрубает ее и омывает тело живой водой). В версии о лесной невесте чудесным помощником оказывается тетка героя, которая помогает «открыть», т. е. увидеть проклятую, потом некая знающая сваха. В сказочной стилистике изображается подводный мир чертей (водяника):стр. 293 «Ворота отворились сами собою, … во дворе всякие лютые звери» (Ончуков, 70) [17] ; там стоят «белокаменные палаты» (Афанасьев, 227). Часто в сюжет вводится мотив получения богатства в «ином» мире: невеста возвращается с приданым, как в сказке после встречи с Морозко, но и здесь получить приданое оказывается возможным, только владея магической практикой (нужно выбрать из предлагаемого в «ином» мире не золото, а угли, так как за пределами «иного» мира произойдет трансформация его в противоположное). Некоторые информанты, особенно знатоки сказок, включают в повествование сказочные формулы («Напоили, накорми-ли, послали попариться в баенку» – Карельск., 40), используют троекратный повтор. Так, трижды черт устраивает показ девушек, в сюжете трижды произносится неосторожное слово: парнем, матерью, а еще отцом, который когда-то, отшвырнув посуду («прибор»), произнес «К черту!», и дочь при возвращении привезла ее назад.
Итак, несмотря на включение сказочных мотивов, быличка сохраняет свою жанровую природу. Во-первых, она пронизана живыми верованиями. Во-вторых, событие, о котором повествуется в ней, подается при всех сказочных и совсем невероятных ситуациях как реально бывшее. Вера в реальность событий выражена в вариантах данного сюжета, как и вообще в жанре былички, разными способами. Рассказчик сам говорит о том, что все рассказанное было на самом деле. «Это быль была», – заканчивает он рассказ (Зиновьев, 180). Или ссылается на свидетелей либо участников событий: «Тетка рассказывала, они проклятую венчать ходили» (Корепова и др., 258); «Вот он рассказывал: „Дак я, гыт, плакал, вот какой испуг принял, в баню сходил, бабу нашел…“» (Зиновьев, 182). Чаще созданию впечатления о реальности событий способствует хронотоп былички, который сохраняется и при использовании сказочного материала. Рассказчик называет конкретное, действительно существующее географическое место, где, якобы, события произошли: «Около Сандал-озера жил бессчастный старик» (Карельск., 41); «Один молодой промышленник остался зимовать на Груманте…» (Афанасьев, 228); «В Тетрино случай такой был…» (Балашов, 18) [18] и т.д. Возможность, реальность того, о чем рассказывается, обосновывается также тем, что событие относится в прошлое: «Было преже…» (Балашов, 141); «Это было раньше. Тогда верили в Бога» (Корепова и др., 259).
Таким образом, жанровая система былички, как и сказки, оказывается замкнутой и, если «сказка вовлекает в свой мир только то, что укладывается в ее конструкцию» [19] , то и быличка принимает из сказки только то, что не разрушает ее жанровую природу или что может быть в ней в соответствии с этой природой преобразовано.
- [1] Пропп В.Я. Трансформация волшебной сказки // Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. М., 1976. С.165–166.
- [2] Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984. С.48.
- [3] Там же. С.47.
- [4] Учитывая не устоявшуюся в годы чтения спецкурса терминологию, В.Я.Пропп использует три терминологических обозначения жанра как взаимозаменяемые: быль, быличка, бывальщина.
- [5] Пропп В.Я. Русская сказка. С.46.
- [6] Там же. С.47.
- [7] Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / Состав. Л.Г.Бараг и др. Л., 1979.
- [8] Об отражении мифологических представлений и древнейших ритуалов в данном сюжете см.: Криничная Н.А. Русская мифология: мир образов фольклора. М., 1975.
- [9] Народные русские сказки А.Н.Афанасьева / Подгот. текстов, вступит. статья и коммент. В.Я.Проппа. М., 1957 (далее – Афанасьев).
- [10] Андреев Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л., 1929.
- [11] См.: Айвазян С. Указатель сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах // Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1973 (далее – Айвазян); Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П.Зиновьева. Новосибирск, 1987 (далее – Зиновьев); Черепанова О.А. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983 (далее – Черепанова); Вятский фольклор. Мифология / Сост. А.А.Иванова. Котельнич, 1996 (далее – ВФМ); Мифология Пинежья / Сост. А.А.Иванова. Карпогоры, 1995 (далее – Пинежье); Куединские былички: мифологические рассказы русских Куединского района Пермской области в последней трети XIX–XX вв. / Сост. А.В.Черных. Пермь, 2004 (далее – Черных); Мифологические рассказы и поверья Нижегородского Поволжья / Сост. К.Е.Корепова, Н.Б.Храмова, Ю.М.Шеваренкова. СПб., 2007 (далее – Корепова и др.).
- [12] Сказки и легенды Пушкинских мест / Записи на местах, наблюдения и исследования В.И.Чернышева. М.; Л., 1950 (далее – Чернышев).
- [13] Сказки и предания Северного края / Запись, вступит. статья и коммент. И.В.Карнауховой. Л., 1934 (далее – Карнаухова).
- [14] Цейтлин Г. Поморские народные сказки. Архангельск, 1911 (далее – Цейтлин).
- [15] Русские сказки в Карелии / Подгот. текстов, вступит. статья и коммент. М. К. Азадовского. Петрозаводск, 1947 (далее – Карельск.).
- [16] Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки, собранные И.А.Иваницким в Вологодской губ. / Подгот. текстов, вступит. статья и примеч. Н.В.Новикова. Вологда, 1960 (далее – Иваницкий).
- [17] Северные сказки. Сб. Н.Е.Ончукова. СПб., 1908 (Зап. Рус. геогр. об-ва по отд-нию этнографии; Т.33).
- [18] Сказки Терского берега Белого моря / Изд. подгот. Д.М.Балашов. Л., 1970 (далее – Балашов).
- [19] Пропп В.Я. Трансформация волшебной сказки // Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. М., 1976. С.165.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.