Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 332О двуязычии в области фольклора в отечественных исследованиях заговорили около двух десятков лет назад. Данное понятие вошло в обиход исследователей в связи с изучением фольклора гетерогенных культур, поиском новых трактовок заимствований и иноязычных элементов в области фольклора. Как показывает опыт исследований по традиционной культуре Северо-Запада, язык, на котором базируются отдельные фольклорные тексты той или иной группы людей, не всегда соответствует языку ежедневной коммуникации, а иногда носители традиции и вовсе не владеют языком «донорской» культуры фольклорного текст [1] . В фольклорной речи язык оригинала фольклорного текста – особенно это касается музыкально-поэтического фольклора – фонологически и грамматически может «приближаться» к родному языку исполнителей, а также, проделывая путь от «чужого» к «своему», текст либо его отдельные фрагменты могут трансформироваться «до неузнаваемости» и получать в «традиции-реципиенте» новые семантические смыслы. При создании фольклорного текста иноязычная лексика может использоваться намеренно, что характерно для продуктивной стадии фольклора и нередко обусловлено мифологическими представлениями [2] . «Особое состояние традиционной культуры», в котором имеет место феномен фольклорного двуязычия, признается исследователями результатом межэтнических контактов либо смешанного проживания на одной территории народов, идентифицирующих себя разными этносами [3] . Тема двуязычия является одной из обсуждаемых в зарубежной лингвистике. Для обозначения процесса замены одного языка на другой, применения в определенной ситуации двух и более языков, используется понятие «переключение кодов» (code-switching, code-mixing, codeblending) [4] . Форм кодовых замен выделяется большое количество, среди них отметим использование грамматических и словарных ресурсов двух или более языков, цитирование, использование жаргонизмов, а также функционирование пиджинских и креольских языков [5] . Механизмы вовлечения иноязычного элемента в фольклорную речь – переключение кодов при фольклорной речи, разумеется, отличаются от «бытового» двуязычия, тем не менее, исследования лингвистов в области изучения двуязычия в устной речи, на наш взгляд, в перспективе были бы актуальными при изучении фольклорной речи.

Одним из интересных регионов Коми Республики с точки зрения бытования коми-русского двуязычия в области фольклора является расположенный на северо-западе Коми в бассейнах рек Мезень и Вашка Удорский район. История формирования данного региона имеет многослойный культурно-этнический характер, что доказывается научными данными в области археологии, лингвистики, этнографии [6] . На Удоре с давних времен складывались интенсивные контакты коми с русскими. Немалую роль в развитии контактов сыграла, будучи одной из самых больших на севере России по торговому обороту, ежегодная Важгортская Крещенская ярмарка [7] . Образованию на Удоре смешанных коми-русских поселений способствовали разного рода миграции крестьянства на Руси. Отметим также, что жители Удорского района являются приверженцами старообрядческой конфессии. Среди удорцев было принято ездить свататься на Пинегу и приводить жен из соседних русских деревень Нюхча, Кеба и Олема [8] .

Удоре известны разные виды причети. По словам жительницы села Чупрово Е.А.Багаевой, дочери известной в округе вопленицы А.М.Багаевой, «у них издавна вопили на пять сторон»: на похоронах, на «каризне», т.е. поминках, при проводах в армию, на свадьбе и при встречах. Кроме разделения причитывания согласно контексту исполнения «на пять сторон», местные вопленицы выделяют причитания по манере исполнения на те, которые «плачутся словно поются» («сьылiгмоз бöрдны»), и те, которые «плачутся жалобно» («жалобнöя бöрдны») [9] . На «двуязычный» характер удорских причитаний обратили внимание специалисты как по коми, так и по русскому фольклору. Коми фольклористы, побывавшие в разных уголках Удоры в 1961,стр. 333 1962 и 1966 гг., пришли к выводу, что «буквально все виды импровизационной поэзии Вашки строятся с по-мощью своеобразного русско-коми языка» [10] . По поводу языковой специфичности удорских плачей высказалась и Т.И. Орнатская, под руководством которой в 1961 г. экспедиция Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН побывала на Удоре по притоку Мезени – р.Вашка «в соседних с Кебой коми деревнях» [11] Муфтюга, Ёртома и Кирик. Т.И.Орнатская пишет: «Исполнительницы уверяют, что плачут по-русски, но едва ли можно считать их причитания русскими. В услышанных нами плачах прослеживается аналогия с русскими в образности и лексике, но большинство слов принимает специфическую окраску, перемещаются ударения и меняется интонация, также в текст проникает большое количество коми слов» [12] .

В пору признания фольклористами лишь этнически однородного фольклора, «двуязычные» фольклорные тексты нередко считались ущербными в плане художественности и оставались в тени собирательской деятельности фольклористов. Однако участники коми фольклорных экспедиций по р.Вашка сумели оценить оригинальность двуязычной причети и зафиксировали большое количество плачей на смешанном коми-русском языке. Кроме того, «двуязычные» тексты «прошли языковую цензуру» [13] и были опубликованы в сборнике «Коми народные песни». Существуют также современные записи вашкинских причитаний, в том числе аутентичных плачей, сделанных в ходе фольклорно-этнографических экспедиций Сыктывкарского государственного университета.

В данной работе обратим внимание на русскоязычную составляющую коми-русских плачей. В удорских плачах русскоязычная лексика в отличие от иноязычного компонента, встречающегося в песенномузы-кальном фольклоре других регионов коми, не представляет собой «заумь». Хотя это не является закономерностью, в целом по мере удаления от русских селений по Вашке к ее верховьям в причитаниях соотношение между коми и русским элементами меняется в пользу коми языка. Если на нижней Вашке, что ближе к зоне проживания русских, коми лексика лишь в незначительной степени вклинивается в русскую лексику импровизаций, то на верхней Вашке в ткани причети преобладает коми лексика [14] . Об исполнителях, от которых записаны двуязычные тексты плачей в 1960-е гг., имеется незначительное количество сведений. Мы не можем говорить о том, какую роль играл коми либо русский язык в их личной жизни. По имеющемуся корпусу материала и вероятной установке коми фольклористов собирать именно коми фольклор, можем с некоторой долей уверенности сказать, что все-таки их информанты были носителями коми языка как родного либо являлись ассимилировавшимися русскими, для которых коми язык стал вторым, например, в результате смешанного брака. Однако бытование двуязычной причети нельзя сводить лишь к вопросу о коми-русском билингвизме носителей традиции. От исполнительницы Августы Матвеевны Кочевой в 1966 г. в д.Коптюга, являющейся пограничным коми населенным пунктом (находится примерно в 20 км от д.Кеба Лешуконского района), А.К.Микушев записал несколько образцов поэзии и рассказ о похоронах. По этим материалам можно проследить, как информант свободно переключается с одного кода на другой, при этом переключение на русский язык у информанта происходит в связи с причетью. Так, Августа Матвеевна исполнила величальную песню на коми языке без единого иноязычного элемента; далее на смешанном языке с преобладающей долей русскоязычной лексики она исполнила рекрутский плач, «плач во время опускания в могилу», «во время выноса гроба из дома». В связи с «русскоязычными» плачами А.М.Кочева рассказывала собирателю о самом обряде похорон, при этом «не забывала» переключать языковые коды [15] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Фрагменты причитаний упомянутой выше вопленицы и многих других воплениц при наличии расшифровки с некоторыми комментариями вряд ли будут нуждаться в подстрочном переводе на русский язык. Возможно, что для русского слушателя понимание подобных плачей в исполнении (без расшифровки) будет довольно сложным и даже отчасти невозможным. «Деформация» русской речи наблюдается на уровне фонологии. Например, гласные звуки русскоязычных вариантов о, у, ы, и в прилагательных почти без исключения заменяются на фонему ö (краснöй, метрöвöй, жаркöй вместо красный, метровый, жаркий); согласный ч, сочетание сч передается через тш (несчитанный – нештшитаннöй, росчищенный – рöштшишшенöй, счастье – тшассе); х, как свойственно для коми языка, передается фонемой к (охота – öквöта). Система коми языка оказывает влияние на грамматические формы русскоязычной лексики. Почти все русскоязычные глаголы получают форму спряжения, а, следовательно, и суффиксы, характерные глаголам коми языка: разломил разлöмит-iс, прочитать – прöчитайтлыны. Кроме этого, характерным является присоединение к русскоязычным глаголам суффикса – ышт, который в коми языке придает глаголам значение маломерности действия или его недостаточную интенсивность (приближаться – приближайтчылыштны, разломит – разлöмитыштас, уложит –стр. 334уложитыштас, увидет – увидитышны). Под влиянием коми языка, в котором отсутствует категория рода, может возникать несогласование эпитета с определяемым словом, например, употребляются выражения типа «добрый жена», «добрый дочери». В «русскоязычной» ткани исполнительницами вместо предлогов активно используются характерные для системы коми языка послелоги либо падежные окончания. Следующий пример демонстрирует замену предлога из на соответствующий данному предлогу коми падежный суффикс -ысь(-ись): А три дöски кö да липöвöйись-а / а три доски да из липы, А четыре дöски да калинöвöйись, / а четыре доски да из калины. Едва ли есть необходимость перевода на русский язык нижеследующего фрагмента рекрутского плача кроме употребленного вместо предлога к послелога дiнö: «Не вöстыднö ли, не пöгневнö ли, Шибкö öкöтнö гöрка песинка вöспевайтлыны-а, Неписанöйе грамöтöчка прöчитайтлыны, <…>Дайте мне кö да неширöкöйö пешекöднöйсö Рöдимейö да брателко дiнö да прибылижайтчыштла, Радöм кö да пöсадитчыла» [16] . Соответственно, видоизменения на фонологическом, словообразовательном и синтаксическом уровне, подобные приведенным здесь, влияют на ритм и напев причети, и, составленный целиком из русских слов фрагмент плача, как заметила Т.И.Орнатская, вряд ли будет звучать как русский плач [17] .

С целью демонстрации смешения языков представим фрагмент из причитания «Когда покойник лежит на лавке», записанный от Люции Михайловны Кочевой.

Как из данного фрагмента, так и продолжения данного причета можно увидеть, с каким мастерством вопленица использует смешанно коми-русский язык и ресурсы коми и севернорусской причети: она то переключается на коми язык, то плачет «по-русски», то вставляет в русские формулы коми слова [18] . Подчеркнем, что мотив «резвы ножечки разломил» является типичным мотивом для севернорусской причети [19] ; в других локальных коми традиции он не представлен. Техника использования «двуязычия» у разных удорских воплениц имеет отличительные черты. Одним из излюбленных художественных приемов, строящихся на двуязычии, является использование разного плана коми-русских тавтологических пар: денейö – лунö (букв. сердешный день – день), рöдöйö – вужйö-а (мой род – мой род), векöвешнöйö – нэмöвöйö (в вековечный – в вековечный), медбöръя – медпöсьледьней (последний – последний). Синонимические пары могут располагаться как внутри одной фразы, так и образовывать следующие друг за другом синонимичные либо близкие по значению коми-русские строки.

Разумеется, в настоящей работе мы имели возможность лишь кратко представить двуязычные плачи.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Коми-русские плачи как явление, техника использования формул, характерных как для коми, так и севернорусской традиций, сопоставление элементов «русскоязычных» удорских плачей с формулами и мотивами плачей севернорусских регионов, тема переключения языкового кода в связи с исполнением причитаний и влияние контекстов на смешение языков требуют дальнейшего изучения.

• [1] Лапин В.А. Русскоязычная причеть Обонежья – этнокультурный феномен // Рябининские чтения-95: Междунар. науч. конф. по проблемам изучения, сохранения и актуализации народной культуры Русского Севера. Петрозаводск, 1997. С.113–123; Панюков А.В. Заимствованный фольклор в коми традиционной культуре // Congressus Nonus Internationalis Fenno–Ugristarum. Tartu, 2000. Pars 7. С.177–183.
• [2] Панюков А.В. Заимствованный фольклор в коми традиционной культуре. С.177–183.
• [3] Власов А.Н., Филиппова В.В. Фольклорное двуязычие в традиционной культуре коми // Традиционная культура. М., 2000. №2. С.87–89.
• [4] Kovacs M. Kodinvaihto ja kielioppi // Kielet kohtaavat. Tietolipas 227. Suomalaisen Kirjallisuuden Seura Helsinki, 2009. С.24–50.
• [5] Там же.
• [6] Туркин А.И. Прибалтийско-финский и саамский компоненты в этногенезе народа коми // Проблемы этногенеза народа коми. Сыктывкар, 1985. С.54–67. (Труды Ин-та яз., лит. и истории Коми науч. центра; Вып.36); Савельева Э.А. Этногенез коми-зырян // Там же. С.3–19; Жеребцов Л.Н. Хозяйство, культура и быт удорских коми в XVII – начале XX в. М., 1972.
• [7] Жеребцов Л.Н. Хозяйство, культура и быт удорских коми в XVII – начале XX в. С.42.
• [8] Там же. С.33.
• [9] Научный архив Карельского научного центра Уральского отделения РАН, ф.1, оп.11, ед.хр.278 (Народная поэзия удорских коми. Материалы фольклорной экспедиции по реке Вашке в феврале–марте в 1966 г.; далее – Материалы …).
• [10] Микушев А.К., Чисталёв П.И. Коми народные песни: В 3 т. Изд. 2-е. Сыктывкар, 1994. Т.3: Вымь и Удора (далее – КНП).
• [11] Орнатская Т.И. Современные записи традиционного обрядового фольклора // Русский фольклор: Проблемы современного народного творчества. М.; Л., 1964. Т.9. С.294–306.
• [12] Там же. С.299.
• [13] Панюков А.В. Заимствованный фольклор в коми традиционной культуре. С.177.
• [14] Плесовский Ф.В. Свадьба народа коми. Обряды и причитания. Сыктывкар, 1968.
• [15] Материалы…
• [16] Материалы…; Записано от М.И.Ждановой в Усть-Вачерге; текст опубликован в КНП. С.185.
• [17] Орнатская Т.И. Современные записи традиционного обрядового фольклора. С.299.
• [18] КНП. С. 166–168.
• [19] Герасимова Н.М. Поэтика плача в севернорусских причитаниях // Бюллетень Фонетического фонда русского языка. Приложение №7: Причитания Русского Севера. СПб.; Бохум, 1998. С.7–28.