Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 453Локальный (вятский) обряд совместной трапезы женщин «троецыплятница», известный по записям еще с 1739 г., в истории отечественной этнографии связан с именем Д.К.Зеленина, уроженца Вятской губ., уделившего «куричей братчине» особое внимание в ряде своих работ. Символика курицы в обряде связана с брачно-эротическими моментами, со смертью и похоронной обрядностью, и, как полагает В. А. Поздеев, в действиях главных персонажей проявляются и черты инициаций [1] . Этнографическая новелла «декадента» Алексея Ремизова «Троецыпленица» (писатель выбрал такую словоформу из приведенных Зелениным вариантов) относится к наиболее поздним произведениям «осеннего» цикла «Посолони»; она была создана в 1906 г. и до издания книги не печаталась. Источником своего текста Ремизов в примечании к «Посолони» называет статью Зеленина «Отчет о диалектологической поездке в Вятскую губернию», не указывая, впрочем, выходные данные работы.

В «Отчете» Зеленин публикует краткое описание обряда со слов жительницы с. Юрьево Котельнического уезда «г-жи Лубниной», но никаких гипотез по его поводу не предлагает, ограничиваясь указанием на то, что обряд совершался пожилыми женщинами в силу обета, данного вятчанками в старину «при рождении младенцев» [2] . Начинающего этнографа крайне заинтересовала троецыплятница, в последующие два года он ей серьезно занимается. Зеленин выявляет в местных вятских изданиях и в журнале «Живая старина» несколько описаний этого «загадочного и таинственного» обряда и в начале 1906 г. печатает серьезное научное сочинение – «этнографическое исследование» «Троецыплятница» [3] . Т. Г. Иванова так описывает методику Зеленина, использованную в данном труде: «В начале работы ученый приводит все известные ему описания интересующего его обряда <…> Затем из названных описаний исследователь вычленяет типические черты (время, место, участники обрядового действа и т.д.). Для прояснения смысла обряда <…> ученый обращается к материалам древнерусской письменности, а также к этнографическим данным других этносов, населяющих Россию. <…> В заключении <…> исследователь предлагает свое понимание смысла того или иного обычая» [4] . Сравним методику Зеленина с теоретическими выкладками Ремизова: «… при воссоздании народного мифа, когда материалом может стать <…> обычай, вроде Девятой пятницы, Троецыпленицы, – все сводится к разнообразному сопоставлению известных, связанных с данным <…> обычаем фактов и к сравнительному изучению сходных у других народов, чтобы в конце концов проникнуть от бессмысленного и загадочного в имени или в обычае к его душе и жизни, которую и требуется изобразить» [5] . Перед нами, по сути дела, во многом близкие исследовательские стратегии.

Но Ремизов при этом конструирует по-декадентски преображенную версию действа, всячески выделяя и подчеркивая в ней элементы «диаволического символизма» (автор термина А.Ханзен-Леве).

В примечаниях писатель дает самую общую информацию по обряду: «Троецыпленица – курица, высидевшая по три семьи цыплят – по три года парившая. Существует поверье, что такого рода курицу нужно непременно зарезать, причем есть ее могут только „честные“ вдовы. На обед с троецыпленицей допускается всего один мужчина, да и тому голову завязывают по-бабьи» (Ремизов, 2, с.171). Эта слегка измененная цитата из «Отчета» Зеленина и стала основой сюжета у Ремизова. Осенняя приуроченность обряда (в записи Зеленина он отнесен к Фомину воскресению, в примечаниях Ремизова – ко дню «Косьмы и Дамиана») дает повод писателю изобразить осеннее состояние природы и, как части пейзажа, отдельных представителей демонологического мира: «Попрятались звери. Некому вести принесть на хвосте: скрылся в нору хомяк, залег лежебока. <…> И по тинистым ямам, где раки зимуют, сонные бродят водяники. <…> Черти торят пути, не траву – трын траву, очертя голову, косят, да на межевом бугорке, на черепках в свайку играют» (Ремизов, 2, с.42).

Водяники (водяные) являются сезонными персонажами, им уже пора подыскивать укромное место на дне для зимнего сна. Черти, которым зимний сон не полагается, находятся на своем обычном месте, на меже.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Всякого рода границы – это традиционные зоны обитания нечисти. Они косят трын-траву, поскольку только там, на меже, на границе, под забором она и растет («Трын-трава… из тынь-трава от тынъ „забор“» [6] ).

В это «бедовое время» в одной избе собираются «непорочные благоверные вдовы», и при наглухо запертых дверях совершается таинственный древний обряд – куриная трапеза и торжественные похороныстр. 454 остатков «троецыпленицы», «до последней пушинки все: косточки, голову, хвост, перья». Вдовы в тексте Ремизова выступают как хранительницы древних традиций: «На Хватовщину вдовы угощались блинами – поминали родителей, на Семик собирали сохлые старые цветы…». Названные праздники и их местные особенности взяты писателем из словарных статей «Хватовщина» и «Семик», вошедших в «Отчет» Зеленина, а сами статьи пересказаны в примечаниях.

Стилистически нейтральное описание обряда у Зеленина преобразуется в образную, экспрессивную речь рассказчика. У Зеленина: «Чиновных куриц» «не резали, а ломали». У Ремизова: «… не режут, ломают курицу вдовы, едят по-звериному, чавкают». «Единственный мужчина», упомянутый в «Отчете», развивается у писателя в комический образ, в своего рода трикстера. «…Пустую (бутылку. – Ю.Р.) засунули Кузьме за пазуху»; «долговязый Кузьма, по-бабьи повязанный, петухом петушится, улещает словами, потчует вдов на- повал»; «не подкузьмит Кузьма, вьет из себя веревки, хочешь пляши на нем…»; «растянувшись бревном, гнал до дому Кузьма, кукурекал» (Ремизов, 2, с.42–43). Эротический подтекст описаний и явное отождествление Кузьмы с петухом повышают обрядовый статус персонажа. Здесь Ремизов уже переходит к толкованию обряда. Если Зеленин в «этнографическом исследовании» видит в троецыплятнице языческое жертвоприношение в честь курицы как некоего высшего существа, то писатель высшим существом считает петуха, которого и изображает в обряде Кузьма. Поэтому в примечаниях Ремизов указывает день Кузьмы и Демьяна (1 ноября) [7] как время совершения обряда, что не соответствует данным Зеленина, а также игнорирует принципиальное положение о неучастии мужчин, в том числе и того «единственного», в самой трапезе. Заканчивается действо, как это и полагается, похоронами остатков сакральной курицы. Погребение горшка с костями и потрохами происходит на берегу реки, на краю болота, словом, в одном из тех мест, которые традиция связывает с «нечистой силой», поэтому упоминание межи у Ремизова не случайно.

Зеленин отмечал, что обряд в своей истории «претерпел очень многочисленные и сильные христианские влияния». Почти во всех описаниях троецыплятницы говорится об участии в нем на определенных стадиях духовенства, часто фигурируют иконы и кресты [8] . В полном соответствии со своими взглядами того времени на соотношение в народной культуре языческого и христианского, Ремизов полностью устраняет из своего варианта все церковные реалии, что вполне соответствует декадансу начала XX в., с его принципиальной ориентацией на язычество (см., например, «Жар-Птицу» К. Бальмонта, «Ярь» и «Перун» С. Городецкого).

В традиции обряд всегда основательно мотивирован. Троецыплятница, как отмечали исследователи, совершалась не только «при рождении младенцев», но и в ряде других случаев: при домашних несчастьях, тяжелых болезнях, за упокой души покойника. Ремизов ничего не сообщает читателю о причинах обрядового действа, и это умолчание делает картину «куриной братчины» загадочной, страшной, иррациональной.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Естественно, что в основном тексте новеллы не упомянута и вятская принадлежность обряда. Такими простыми, по сути дела, приемами писатель, не особенно отрываясь от источников, перекодирует научный дискурс этнографического описания, объективно принадлежащий к столь ненавистному для декадентов «позитивизму», в «надмирный», экзистенциальный текст, типичный для раннего символизма. Характерным элементом ремизовского идиостиля является то, что фрагмент исходного текста (в данном случае обширная цитата из «Отчета» Зеленина) приводится в примечаниях к произведению. Этим самым писатель показывает и научную обоснованность своей художественной реконструкции, и, собственно говоря, сам процесс. Ситуация напоминает известный экспозиционный прием, используемый на выставках новых открытий в древнерусской живописи, когда рядом с расчищенными иконами показываются их фотографии до реставрации.

Склонность символистов к синтезу разных видов искусства проявилась и в этом ремизовском сюжете.

«Выдающаяся» курица в виде игрушки находилась в коллекции писателя на почетном месте на письменном столе. М.А.Волошин писал о ней: «Около чернильницы стоит глиняная курица с глупым и растерянным лицом…» [9] . Он же приводит слова Ремизова об этой игрушке: «Не простая курица – троецыпленница – трижды сидела на яйцах, три семьи вывела: пятьдесят пар кур, шестьдесят петухов» [10] .

• [1] Поздеев В.А. Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) // Энциклопедия земли Вятской. Киров, 1998. Т.8: Этнография, фольклор. С.365.
• [2] Зеленин Д.К. Отчет о диалектологической поездке в Вятскую губернию // Сборник Отделения русского языка и словесности АН. СПб., 1903. Т.76. №2. С.161–162.
• [3] Зеленин Д.К. Троецыплятница (Этнографическое исследование) // Памятная книжка Вятской губернии и календарь на 1906 год. Вятка, 1906. Отдел 2. С.1–54; 237–238. Современная публикация: Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901–1913. М., 1994.
• [4] Иванова Т.Г. Русская фольклористика начала ХХ века в биографических очерках. СПб., 1993. С.156.
• [5] Ремизов А.М. Собр. соч.: В 10 т. М., 2000. Т.2. С.608. Дальнейшие ссылки на это издание приводятся в тексте в круглых скобках.
• [6] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1973. Т.4. С.112.
• [7] В выборе даты Ремизов, вероятно, руководствовался другими источниками, например, книгой И. П. Сахарова, в которой сказано: «Поселянки в сей день справляют курьи именины. Этот обычай известен был в Москве. Там, в Толмачевском переулке, за Москвою рекою, женщины собирались вокруг церкви Козьмы и Дамиана с курами» (Сахаров И.П. Сказания русского народа. Народный дневник. Праздники и обычаи. СПб., 1885. С.146).
• [8] Перечень свидетельств на эту тему см.: Мусихин А.Л. Троецыплятница в сборнике вятского дьячка начала XVIII в. ? (Гипотеза) // Десятые Петряевские чтения. Материалы Всерос. науч. конф. Киров, 2010. С.156–157.
• [9] Волошин М. Лики творчества. 2-е изд. Л., 1989. С.510.
• [10] Там же.