Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

стр. 455Имя является важнейшей категорией христианской культуры: во время христианского таинства приобщения к церкви крещения происходит и наречение личного имени, и приобретение ангела-хранителя. Знание крестного имени является также необходимым условием в церковной практике поминания живых и умерших [1] .

Знание имени и биографии святого традиционно для агиографической традиции. В связи с этим еще в жизнеописаниях византийских подвижников был выработан ряд специальных топосов: рождение святого от благочестивых родителей, сакральные знаки и знамения, с младенчества символизирующие богоизбранность святого, наречение определенного имени с разъяснением его этимологического смысла и соотнесение этого имени с небесным патроном [2] .

Однако в агиографических памятниках далеко не всегда приводится биография святого, зачастую неизвестно даже его имя. Нередко святые, придя в монастырь, не открывали свое имя или факты прежней биографии, оставляя, по евангельскому завету, за воротами обители все мирское. Подобные примеры встречаются в святоотеческой традиции. В Житии Симеона Столпника повествуется о том, что святой на вопрос архимандрита «Кто ты еси и откуду, и како ти есть имя, и откуду семо прииде?» отказывался отвечать, говоря: «И како семо приидох или от ких есмь родитель, не вопрошай мене, владыко, но искупи душу гибнущую!» (Житие Симеона Столпника. Минея на сентябрь. РНБ, Соловецкое собр., №500/519, XVI в., л.9–9 об.). Утаивание (сокрытие) святым не только своего происхождения, но даже имени, является значимым сюжетным мотивом в Житии новгородского юродивого Михаила Клопского. В Первой редакции произведения описывается, как пришедший неизвестно откуда святой ничего не сообщает игумену монастыря Феодосию о своем происхождении, и, несмотря на его настоятельные просьбы, не называет себя: «И Феодосий молви ему: «Кто ты еси, человекъ ли или бесъ? Что тебе имя?» <…> «Какъ къ нам пришелъ? Откуду еси? Что еси за человекъ? Что ти имя твое?». И старецъ ему отвеща те же речи: «Какъ еси к нам пришолъ? Откуду еси? Что твое имя?». И не могли ся допытати ту имени» [3] . Свое поведение святой объясняет следующим образом: «Бог знаетъ!» [4] В других житиях основателей монастырей в Северном крае, когда речь заходит о недостатке биографических сведений о святых, авторы произведений также ссылаются на божественное произволение:

«И еже ми самому бысть четырекратное явление о преподобнемъ Кириле Чельменскомъ Каргопольскомъ чюдотворцѣ весма, но не вемъ рождения его, или каковыхъ родителей, или от коего града – о томъ отнюдъ не свемъ, но токмо от древнихъ извѣстие приемъ, якоже по семъ явлено будетъ. Сие же вемъ изрещи о похвалении преподобнаго – таковы суть неизследованныя судбы Божия, елико невозможно ни хотящему, ни текущему, но Богомъ управляющемуся на небесныя стезя» (Житие Кирилла Челмогорского. ГИМ, Музейское собр., №1510, перв. пол. XVIII в., л.31 об.); «Родъ же его, и воспитание, и обещание иноческаго жития никтоже весть, токмо единъ Богъ» (Житие Сергия Нуромского. РНБ, собр. Софийской библиотеки, №1470, нач. XVII в., л.92 об.).

Не случайно в житиях святых отсутствие земной биографии подвижников символически толкуется как особый знак его божественного порождения и воспитания: «А от киихъ же по плоти родителей родися – не вемъ, но токмо едино вемъ, яко от благочестивыхъ родителей родися. Духовнымъ же рождениемъ отца убо имяше Бога, иже водою и Духомъ Святымъ породи того; матерь же – правоверную и православную церковь отчу; темъже воспитанъ убо бысть в добромъ исповедании» (Житие Никодима Кожеозерского. Распространенная редакция. РНБ, Соловецкое собр., №182/182, XVIII в., л.26).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В агиографической традиции Русского Севера XVI–XVII вв. нередки случаи почитания безымянных святых, чьи имена со временем «взыскивались» в видениях [5] либо вообще оставались неизвестными. В числестр. 456 таких святых – преподобные Вассиан и Иона Пертоминские, праведные Иоанн и Логгин Яренгские, праведный Кирилл Вельский, преподобные Исайя и Никанор Ручьевские, преподобный Петр Черевковский, преподобный Евфимий Архангелогородский, преподобный Афанасий Наволоцкий, инок Елисей Сумской и другие [6] . В первую очередь это относится к сказаниям и повестям о явленных севернорусских святых, в которых наблюдается значительная трансформация житийного канона: повествование о святом начинается не с традиционного описания биографии святого и его пути к святости, которые отсутствуют, а с момента обретения его нетленных мощей [7] .

В объяснении почитания безымянных, явленных или тех святых, о которых сохранилось мало сведений, определенную роль, как показывают наши наблюдения, в поздней агиографической традиции Русского Севера сыграли агиографические памятники о праведном Иакове Боровичском (Боровицком). Мощи безымянного святого, который впоследствии в видениях местным жителям назвал себя Иаковом, были явлены плывущими на большой льдине к Боровичам во время весеннего половодья на р. Мсте во вторник пасхальной недели, предположительно в XV в. После второго освидетельствования мощей Иакова Боровичского в феврале 1572 г. он был, вероятно, канонизирован как святой [8] . 3 августа 1659 г. в сборник «Рай мысленный» было помещено Слово о явлении мощей святого («Слово о явлении честныхъ и многоцелебных мощей святаго и праведнаго Иакова Боровицкаго чудотворца и о чудесехъ его», нач.: «Прежде век непостижимым мановением Божиим». Рай мысленный. РНБ, III.9.6б. 4º. Печатное издание Иверского монастыря 1658–1659 гг. Л.1–30 2-го счета), которое атрибутируется известному писателю XVII в., представителю эстетики русского барокко Епифанию Славинецкому [9] . В данном произведении одним из ведущих становится развернутый образ «небесного града горнего Иерусалима», украшенного «многоценными» камениями, одним из которых и является праведный Иаков Боровицкий (Там же, л.6 об.–7 об.) [10] .

Печатное издание произведения в сборнике «Рай мысленный» чуть позже послужило источником для проложного текста Слова о явлении мощей Иакова Боровичского. В издании Пролога 1559–1560 гг. Слово о явлении мощей Иакова Боровицкого дополняет круг чтений на 23 октября (л.602–606), среди которых: память апостола Иакова (л. 600), память патриарха константинопольского Игнатия (л.601), Слово св. Максима о любви (л. 601–602) (Пролог печатный на сентябрь–октябрь. 3-е изд. М., 1559–1660 гг. РНБ. XXX.1.14). В данном произведении редакторская работа была проведена в русле общих для проложных переработок направлений: сокращение исходного текста происходило за счет исключения риторически-книжных элементов и фрагментов, пространных комментариев, при этом сохранялась событийно-сюжетная канва источника. В Проложной редакции Слова о явлении мощей Иакова Боровичского была исключена риторическая вводная часть, а повествование начиналось комментированием факта отсутствия каких-либо биографических сведений о святом: «Сего блаженнаго и преподобнаго Иакова отчество долно и племя земнородно, родителя плотская, весь или градъ земленый, в немже сей преподобный чюдотворецъ родися, весма намъ сего ради маниемъ Божиимъ утаися. Да известно вемы, яко святии Божии не долняго, но горняго отечества ищутъ, не земнороднымъ, но небороднымъ племенемъ хвалятся, не телесным, но духовнымъ отцемъ, вездесущым благимъ Богомъ величаются и не в земном, но в небесномъ граде вечно жителствовати тщатся. Вемы бо, вемы воистину, яко сей досточюдный чюдотворецъ бяше гражданинъ великаго града Сиона, во всю крепость оболченнаго, и наиболше пообиташе во святемъ граде новомъ – церкви Божия Иерусалиме, иже от различныхъ драгихъстр. 457 камений въ славу свою облеченномъ» (РНБ, XXX.1.14. «В той же день святаго и блаженнаго Иакова, Боровицкаго чюдотворца», л.602–603).

Пространный фрагмент из Проложной редакции Слова о явлении мощей Иакова Боровичского (л.602– 605), как показал сопоставительный анализ текстов, с небольшими изменениями был заимствован создателем списка 1854 г. Сказания о явлении мощей и чудесах вологодского святого Прокопия Устьянского [11] . И это заимствование не было случайным: о святом, чьи нетленные мощи вышли из земли во Введенском храме с. Бестужево, также не были известны ни его имя, ни происхождение, ни время подвижничества. Примечательно, что и Служба Прокопию Устьянскому, как показала А.Е.Смирнова, также ориентируется на Службу Иакову Боровичскому, поскольку «инициаторы прославления неведомого святого вынуждены были искать доказательства самой возможности канонизации таких святых в аналогичных случаях прославления. Наиболее убедительным для церковной власти XVII–XVIII вв. примером, вероятно, было общецерковное прославление в XVI в. Иакова Боровичского» [12] .

Подобное объяснение – земная биография святого «утаена» божественным промыслом – использовано и в списке 1861 г. Второй редакции Жития основателя Ущельской пустыни в Мезенском крае Иова, о биографии которого приведены в памятнике скудные и отрывочные сведения: «Блаженнаго сего преподобномученика Иова отечество дольнее и рожедение земное – где и от кого родисе – весьма намъ неведомо, Божиимъ изволениемъ утаено. Сего ради да известно вемы, яко святии Божии не дольнаго, но горняго отечества ищут, не земнороднымъ племенемъ хвалятся, но небеснымъ жителемъ сликовствовати тщатся, и не телеснымъ, но духовнымъ отцемъ, вездесущимъ благимъ Богомъ величаются. Вемы бо, яко сей досточудный чудотворецъ, аще и рождение име плотское, но житиемъ поживе духовнымъ, духомъ горя, Господу работающи. И аще и въ теле вещественемъ бе, но не вещественныхъ умомъ, святыхъ аггеловъ сожителей и собеседниковъ име. Аще и на земли обиташе, но боговидениемъ на небесехъ живущему Богу предстояше, во всемъ себе, яко Божию слугу, верна представляя в терпении мнозе, в скорбехъ, в бедахъ, в нуждахъ, в трудехъ, во бдениихъ и постехъ» [13] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Как выясняется, данный фрагмент также является почти дословной цитатой из Жития Иакова Боровичского, однако это другая его переработка, находящаяся в Патерике Паисия Кривоборского 1831 г. (РНБ, собр. Александро-Невской лавры, №9, л.155–155 об.).

Почитание безымянных святых в русской церковной культуре к XVIII в. становится очевидным. Этот факт нашел свое отражение в одном из поздних списков Жития Кирилла Челмогорского, автор которого, рассуждая о разных видах святости, отдельно называет и безымянных святых: «Якоже украси Богъ небо звездами, и якоже звезда звезды разньствуютъ во славе светлости, такожде и преподобнии: овии нетлениемъ почтени быша, друзии мощи едини, инии же, яко кости наги исцеления источаютъ, друзии, под спудомъ сокровени, многа чюдеса и исцеления подаваютъ, инии – безименнии святии» (Житие Кирилла Челмогорского. ГИМ, Музейское собр., №1510, перв. пол. XVIII в., л.31 об.).

• [1] О значимости поминовения усопшего по имени во время панихиды и литургии см. в произведении «Изъложение святых апостолъ и святых отецъ, како имать душа изыти ис тела своего и како поминаемым быти душам христианскимъ» (Российская национальная библиотека, ОСРК, Q.I. №1215, втор. пол. XVIII в., л.73 об.) (далее – РНБ). О необходимости поминовения усопших как о важной составляющей загробной жизни бессмертной души см. также в рукописном сборнике Государственного исторического музея, собр. Музейское, № 383, 1720–1730-е гг., л.16–21 (далее – ГИМ).
• [2] Лопарев Хр.М. Греческие жития святых VIII и IX веков: Опыт научной классификации памятников агиографии с обзором их с точки зрения исторической и историко-литературной. Пг., 1914. Ч.1.
• [3] Повесть о Житии Михаила Клопского. Первая редакция, вариант А. Российская государственная библиотека, собр. Волоколамское, № 659, перв. пол. XVI в. Цит. по: Повесть о Житии Михаила Клопского / Подготовка текста, перевод и коммент. Л.А.Дмитриева // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1999. Т.7. С.216.
• [4] Там же. С. 220.
• [5] См.: Рыжова Е.А. Жанр видений в севернорусской агиографии // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С.160–194.
• [6] Это присуще не только севернорусской агиографии. Известно Сказание о явлении мощей сибирского праведника Василия Мангазейского, в котором рассказывается о «вышедших из земли» мощах в 1649 г. (Ромодановская Е.К. Легенда о Василии Мангазейском // Новые материалы по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1986. С. 190–210). Имя праведника долгое время оставалось не узнанным, однако «отсутствие имени не создавало непреодолимого препятствия для развития культа и даже для признания его со стороны церковных иерархов» (Левин Ив. Двоеверие и народная религия в истории России. М., 2004. С. 174). Существует Повесть об обретении мощей неизвестного святого в «Крымской земле» в 1635 г. Имя святого, чьим нетленным мощам оказывали почести «гречане, и армени, и жены их, и дети», так и осталось неизвестно (Белоброва О.А. Иаков // Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 2004. Вып.3. Ч.4. С.416–417).
• [7] Более подробно о композиции данных агиографических произведений см.: Рыжова Е.А. Жития праведников в агиографической традиции Русского Севера // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2007. Т.58. С.390–442.
• [8] Рыжова Е.А. Иаков Боровичский // Православная энциклопедия. М., 2009. Т.20. С.486–491.
• [9] Там же. С.487.
• [10] Примечательно, что в Тучковской редакции Жития Михаила Клопского, созданной в 1537 г. для Великих Миней Четьих и известной в рукописно-книжной традиции в большом количестве списков, отсутствие сведений о происхождении юродивого также объясняется развернутой метафорой «святой – житель горнего Иерусалима»: «Откуду же явися дивный сей светильник, и от какову родителю произыде – не обретохом, прехожениа ради многых лет. Но вышняго Иерусалима гражанин, отца имеяше всех Създателя, к нему же всь възложися, матерь же горний Сион, сродники же ликы святых, с ними же днесь ликовствует…» (Повести о Житии Михаила Клопского / Подгот. текстов и статья Л.А.Дмитриева. М.; Л., 1958. С.144). Новый небесный Иерусалим – выражение, употребленное в Откровении Иоанна Богослова (31:2; 3:12) аллегорически для изображения небесного Иерусалима, царства святых на небе. В переносном смысле слово Иерусалим означает и вообще церковь Божью (Библейская энциклопедия / Труд и изд. архимандрита Никифора. М., 1891. С.334; Репринт: М., 1990). Ср. также: ап. Павел говорит в послании евреянам: «Но приступисте к Сионстей горе и ко граду Бога Живаго, Иерусалиму Небесному, и тмам агелов» (12:22–24).
• [11] Государственный архив Вологодской области, ф. 883 (Н.И. и И.Н. Суворовых), оп.1, д.162, л.430–432. Список опубликован: Сказание о явлении мощей и чудеса праведного Прокопия Устьянского чудотворца / Вступит. ст., публ. и коммент. Р.П.Биланчука // Глагол времени: Исследования и материалы межрегиональной науч. конф. «Прокопиевские чтения». Вологда, 2005. С.244–245. См. также: Верюжский И. Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии, прославляемых всею церковию или местночтимых. Вологда, 1880. С.546–547.
• [12] Смирнова (Косицкая) А. Е. Азбучные каноны русским святым // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2008. Т.58. С.196. Кроме того, подобная закономерность прослеживается исследовательницей и для служб Анне Кашинской и Максиму Московскому.
• [13] Житие Иова Ущельского. Вторая редакция. Библиотека Академии наук (БАН), собр. Текущих пост., №424, 1861 г., л.2–3 об. Издано: Рыжова Е.А. Житие Иова Ущельского в рукописно-книжной традиции Русского Севера (Вторая редакция) // Книжные центры Древней Руси: Книжное наследие Соловецкого монастыря. СПб., 2010. С.545–574.