Лизунов П.В. (г.Северодвинск)
Предания и были Николо-Корельского монастыря
@kizhi
Аннотация: Статья посвящена легендам и былям Николо–Корельского монастыря: предания об основателе обители старце Евфимии Карельском, сказание о возвращении иконы Святого Николая Чудотворца, о легенда о гибели братьев Антоне и Феликсе, сыновьях Марфы Борецкой, история о самой Марфе Посаднице, наконец, рассказ о судьбе новгородского вечевого колокола.
Ключевые слова: Николо–Корельский монастырь; Марфа Борецкая; Великий Новгород;
Summary: Article is devoted to legends the Nicolo–Korelsky monastery: the legends about the founder of monastery aged man Evfimiya Karelsk, tht legend on return of an icon of Saint Nicholas, the legend of death of brothers Anton and Feliks, Marfa Boretskaya’s sons, the history about Marfa Posadnitsа, at last, the story about destiny of the Novgorod veche bell.
Keywords: Nikolsky Korelsky Monastery; Marfa Boretsky; Veliky Novgorod;
стр. 70Точная дата основания Николо–Корельского монастыря неизвестна. По преданию, обитель заложил преподобный старец Евфимий (ум. ок. 1435) – просветитель корел. Обитель находилась на левой стороне Никольского устья Северной Двины, у ее впадения в Белое море. В настоящее время часть сохранившихся монастырских построек находятся на территории Северного машиностроительного предприятия г. Северодвинска Архангельской области.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Самое раннее упоминание о монастыре Святого Николая встречается в Двинской и Новгородской летописях. Так, в Двинской летописи под 1419 г. записано: «Пришедше мурманы войною 500 человек с моря в бусах и в шняках, и повоеваша в Варзуге погост Корельской, и в земли Заволоческой погост в Неноксе, и Корельской монастырь святаго Николы, и Онежской погост, Яковлю Курью, Андреановской берег, Кеч остров, Княж остров, Архистратига Михаила монастырь, Цыгломино, Хечимино, три церкви сожгли, а христиан и чернцев всех посекли». [1] Это краткое сообщение в летописях позволяет отнести время возникновения монастыря к концу XIV – началу XV в., поскольку для появления обустроенной монашеской обители, особенно в суровых условиях Крайнего Севера, необходимо как минимум 20–30 лет.
Назван монастырь в честь Николая Чудотворца – покровителя рыбаков и мореходов, особо почитавшегося на Севере. В Подвинье вообще было много церквей и монастырей, названных в честь этого святого: «От Холмогор до Колы тридцать три Николы». По местному преданию, одной из древних святынь Николо–Корельской обители была икона Николы Морского, принесенная в монастырь еще самим Евфимием. В 1419 г. во время набега мурман икона попала в руки грабителей, которые ободрали с нее драгоценный оклад, а сам образ с ликом святого Николы Чудотворца выбросили в море. Согласно легенде, икону вскоре прибило к берегу, где ее подобрали местные жители и вернули обратно в обитель.
Сожженный и разоренный Николо–Корельский монастырь не был заброшен. Возрождение разоренного монастыря и его дальнейшее процветание обязано крупным пожертвованиям. Согласно монастырской хронике, вскоре после набега мурманов сыновья Марфы Борецкой от первого брака Антон и Феликс, осматривая свои поморские вотчины, погибли в Белом море. Тела братьев на двенадцатые сутки были вынесены морем на берег у запустевшего монастыря, где и были погребены. По утверждению монахов, в благодарность Марфа одарила обитель первыми вотчинами, сенокосными лугами, рыбными тонями и солеварнями, принадлежавшими ее первому мужу, боярину Филиппу Григорьевичу. На пожертвования Марфы Борецкой были построены новые (Никольская и Успенская) церкви, часовня над могилой ее сыновей и некоторые хозяйственные постройки. Имена Антона и Феликса были занесены в монастырских святцах в число святых. [2]
Печальная судьба старших сыновей Марфы прочно связала ее с далеким монастырем на берегу Белого моря. По монастырской легенде, вскоре Марфа–Посадница дала Николо–Корельскому монастырю завещательную грамоту для вечного поминовения своих погибших сыновей: «Во имя отца и сына и святого духа. Се яз раба божия Марфа списах рукописание при своем животе. Поставила есми церковь храм святого Николы в Корельском на гробах детей своих Онтона да Филикса. А дала есми в дом святого Николе куплю мужа своего Филипа: на Лявле острове село, да в Конечных два села, и стр. 71 по Малокурьи пожни и рыбные ловища, а по церковной стороне и до Кудми, и вверх по Кудми и до озера, и в Неноксе место за сенником, и дворище и полянка». [3]
Сохранилась и купчая на эти земли первого мужа Марфы – новгородского боярина Филиппа Григорьевича: «Се купи Филип Григорьев у Яковлих детей у Нефедья и Смена Корельской наволок, землю и воду, и пожни, и рыбные ловища и всякие угодья от Тойнокурьи и до Кудмы; и по Кудме вверх землю и воду, и пожни, и бобровые ловища, и всякие угодья и до озера, и озере ловля рыбная; и на Малокурьи землю и воду, и пожни, и рыбную ловлю до Улонимы. А дал Филип две тысячи белки Нефедье и Семену…». [4] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
В отличие от монастырской «официальной» хроники архангелогородский краевед М. Г. Заринский поставил под сомнение связь Марфы Борецкой с Николо–Корельским монастырем. Он полагал, что дарительницей была какая–то другая богатая новгородка по имени Марфа. [5] Но при отсутствии каких–либо документальных источников это предположение основано на еще большем количестве возможных допущений.
Недолго Марфа–Посадница оставалась покровительницей Николо–Корельского монастыря. 14 июля 1471 г. в битве на реке Шелони новгородское ополчение, возглавляемое сыном Марфы, степенным посадником Дмитрием Борецким, было разбито московским войском под начальством князя Даниила Холмского и боярина Федора Стародубского–Пестрого Хромого. Летописец записал: «…мало побившеся побегоша Новгродци, Москвици бьюще и секуще их и пленяюще их вязаху». [6]
Земля Новгородская, по словам летописца, до самого Белого моря была «вся пленена и пожжена». [7] В Заволочье Иван III послал своих воевод Бориса Слепца–Тютчева и Василия Образца Симского. В сражении на Двине, при устье речки Шеленги (Шиленьги), московская рать разгромила войско под командованием последнего служилого новгородского князя Василия Шуйского–Гребенки.
По условиям мира, заключенного 27 июля 1471 г. в селе Коростыни, самостоятельность Новгорода была существенно ограничена. Согласно договору, к Москве была присоединена часть Заволочья (Колмогоры, Ненокса, Уна и пр.), а другая осталась за Новгородом (Емецк, Матигоры, Кур–остров, Чухчелема, Лисичь–остров и др.).
В 1478 г. Новгород был «навеки замирен» и окончательно утратил свои былые права и привилегии. Огромные новгородские земли были присоединены к Москве. Десятки знатных новгородских семей были переселены («испомещены») в области Великого московского княжения как служилые люди. По указу Ивана III Марфа Борецкая в феврале 1478 г. отправлена в Москву, а затем в Нижний Новгород. Там она была пострижена под именем Марии в Зачатейном монастыре, где, вероятно, вскоре и умерла.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Лишившись покровительницы, Николо- Корельский монастырь не утратил своих владений.
Московский великий князь сохранил за обителью все прежние ее земельные угодья.
До начала XX в. монахи Николо–Корель- ского монастыря хранили память о новгородской посаднице Марфе Борецкой и ее детях. Сыновья Марфы Антоний и Феликс Карельские «местно почитались праведными и память их отмечалась 16 апреля (1 мая по новому стилю . – П. Л.)». [8]
стр. 72Над их могилами в 1719 г. была построена деревянная церковь Сретения Господня. [9] Позже она сгорела, и над могилами братьев вновь поставили часовню. Посередине часовни находилась гробница с чугунной плитой, на которой была надпись: «Когда слава жизни бывает непричастна печали, одно мгновение и все это смерть отнимает от нас! Дети знаменитой Марфы Новгородской посадницы Антон Феликс». [10]
Монахи показывали якобы прижизненный, но подновленный портрет Марфы Посадницы. Писатель А. Михайлов, посетивший в 1860–х гг. беломорский Север, в своих путевых записках описал портрет Марфы Борецкой, виденный им в Николо–Корельском монастыре: «…это древний, и притом высокой работы, портрет Марфы Посадницы, присланный ею в дар монастырю. К сожалению, он подновлен в последнее время, а потому более или менее уже теряет цену и значение, как древность. Несмотря на то, невольно останавливаешься перед ним, и долго всматриваешься в строгие, мужественные черты лица знаменитой Посадницы. Черные, выразительные глаза ее блестят огнем энергии, а тонкие, красиво очерченные губы обличают в ней женщину характера твердого и воли непреклонной». [11] Однако портрет похож с изображением другой «великой старицы» Марфы – до пострижения Ксении Ивановны Романовой, матери царя Михаила Федоровича.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
С Великим Новгородом связано еще одно предание Николо–Корельского монастыря. О подаренном обители в 1681 г. царем Федором Алексеевичем набатном колоколе, снятом со Спасских ворот Московского Кремля, сложилась красивая легенда, будто бы он был отлит из расплавленного новгородского вечевого колокола. По какой–то причине он не понравился царю Алексею Михайловичу, и тот велел его снять. Колокол имел три надписи. Первая, литая, по верхнему околу: «лета 7182 Июля в 25 день вылит сей колокол в Кремля города Спасских ворот, весу 150 пуд». Вторая, резная, посередине: «7189 года Марта в 1 день по Имянному Великого Государя и Великого Князя Федора Алексеевича всея великая и малая и белая России Самодержца указу, дан сей колокол к морю в Николаевский Корельский монастырь за Государское многолетнее здравие и по Его Государских родителях в вечное поминовение не отъемлено при игумене Арсении». Третья, литая, по нижнему околу надпись гласила, что отлит колокол литейным мастером Моториным.
В колокол звонили во время нашествия врагов или стихийных бедствий. Звон этот назывался «всполохом», или набатом, а колокол – сторожевым, или всполошным. Назывался он также царским. Русские государи после коронации выходили к Спасским воротам, чтобы показаться народу, собиравшемуся на Красной площади. По указу царя Федора Алексеевича колокол в 1681 г. был сослан в Корельский Николаевский монастырь за то, что своим звоном в полночь испугал царя. [12]
Конечно, предания не отражают в полной мере историческую действительность, есть в них значительная доля вымысла. Порой сам сюжет предания оказывается вымышленным. Но нельзя и просто так отказываться от них или сразу же пытаться их опровергать. Как правило, все они порождены в народной среде поэтическими устными рассказами о былом, переходящими из поколения в поколение. Эти сказания вместе с легендарными элементами содержат и зерно истины. Из всех жанров фольклора исторические предания ближе других примыкают к собственно историческим произведениям.
- [1] Титов А. А. Летопись Двинская. М., 1889. С. 7.
- [2] Книга глаголемая описание о Российских святых… // Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских. 1887. Кн. 4. С. 159–160; Никодим, иеромонах. Архангельский патерик. СПб.,1901. С. 128.
- [3] Сибирцев И. М., Шахматов А. А. Еще несколько двинских грамот. СПб.,1909. С. 22–23; Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под ред. С. Н. Валка. М.; Л., 1949. С. 185–186.
- [4] Грамоты Великого Новгорода и Пскова. С. 185.
- [5] Заринский М. Г. Борецкие // Архангельские губернские ведомости. 1884. 14 апр., № 30.
- [6] Полное собрание русских летописей. СПб., 1848. Т.4. С. 150.
- [7] Там же. М.; Л., 1949. Т25. С. 291.
- [8] ГригоревскийМ. С. Николаевский Корельский третьеразрядный монастырь. Исторический очерк. Архангельск, 1898. С. 7.
- [9] Макарий (Булгаков М. П.), епископ. Историко–статистическое описание Николаевского Корельского третьеклассного монастыря. М., 1879. С. 5.
- [10] ГригоревскийМ. С. Николаевский Корельский третьеразрядный монастырь. С. 36.
- [11] Михайлов А. Очерки природы и быта беломорского края России, охоты в лесах Архангельской губернии. СПб., 1868. С. 90.
- [12] Там же.
Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.