Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: В докладе рассматриваются стратегии возникновения новых версий традиционных былинных сюжетов: вовлечение в песенно–эпический круг произведений других жанров, в частности баллад; принципиальная замена традиционного былинного образа, уходящего корнями в определенные архаические институты, новым образом героя, а также принципиальные изменения в разрешении конфликта между персонажами; включение лирических мотивов в былины.

былины; Западное Поморье; типологические изменения;

Summary: In the article strategy of emergence of new versions of traditional plots of epic songs are considered: involvement in a bylina’s circle other genres, in particular, ballads; basic replacement of the traditional epic characters originating in certain archaic institutes, a new image of the hero, and also basic changes in a resolution of conflict between characters; involvement in a bylinas lyrical motives.

bylinas; Western Pomor’e; typological changes;

стр. 294Региональная специфика песенного эпоса – одна из давно осознанных и продолжающих быть актуальной проблем в фольклористике. Предметом нашего внимания является былинная традиция Западного Поморья – территории, располагающейся западнее устья Северной Двины. Былины в этом регионе, напомним, впервые были зафиксированы собирателями очень поздно – в 1899 г. А. Д. Григорьевым и в самом начале ХХ в. экспедициями А. В. Маркова, А. Л. Маслова и Б. А. Богословского (1901, 1903, 1905, 1909 гг.). Записи былин были сделаны также в 1932 г. А. М. Астаховой и в 1935 г. И. Этиной, студенткой Ленинградского института литературы и истории (ЛИЛИ), работавшей по совместной программе Карельского научно–исследовательского института (Петрозаводск) и секции фольклора Института антропологии, археологии и этнографии АН СССР (Ленинград). К 1930–м гг. относится и запись былин от известного беломорского сказочника М. М. Коргуева. Последняя фиксация эпоса на Западном Поморье сделана в 1963–1964 гг. Институтом языка, литературы и истории Карельского филиала АН СССР (Петрозаводск). [1] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Несмотря на то, что западно–поморская былинная традиция была зафиксирована фактически только в ХХ в., материал позволяет сделать некоторые интересные наблюдения, касающиеся отдельных процессов. Мы можем говорить, что во второй половине XIX в. – нач. ХХ вв. в данном регионе происходило не затухание традиции, а протекали полноценные творческие процессы, ведшие к созданию новых (поздних) версий классических былинных сюжетов. Укажем на некоторые стратегии в создании новых версий.

Стратегия 1. Вовлечение в песенно–эпический круг произведений других жанров, в частности баллад: к балладному сюжету прикрепляется имя былинного героя, в результате чего эпическая биография известного богатыря становится более многогранной.

Так, широко распространенная на Русском Севере баллада «Молодец и королевна» на Западном Поморье встречается исключительно в версии «Дунай и королевна»: Дунай служит королю Ляховинскому, становится возлюбленным Настасьи–королевны, неосторожно хвастается своей любовной связью на пиру; король приказывает его казнить, но королевна подкупает палачей и спасает героя. Эта баллада, трансформировавшаяся в былину, зафиксирована по всему Западному Поморью: на Поморском (Григ. I, № 17; Марков–Азбелев, № 292; Аст. II, № 230), Карельском (Марков–Азбелев, № 245; № 265; Этина, с.20–21; РНПКП, № 190), Кандалакшском (Марков–Азбелев, № 164; № 175) и Терском (Марков–Азбелев, № 192; № 217) берегах Белого моря.

Отметим, что степень законченности трансформации баллады в былину в разных текстах будет разной. Так, в варианте сказительницы К. И. Кондаковой из д. Гридино герой поначалу в соответствии с балладной традицией безымянен: «Ездил молодец да из орды в орду» (Этина, с. 20–21, ст. 1); «Что ж наш стр. 295молодец не ест, не пьет, / Ничего не кушает, ничем не хвастает?» (ст. 26–27). И только во второй части текста появляется имя былинного Дуная. Король приказывает слугам: «Берите–ко Дунаюшко за белы руки, / Отведите–ко Дунаюшко во чисто поле…» (ст. 43–44).

В других вариантах герой с самого начала именуется Дунаем. Сюжет «Молодец / Дунай и королевна» на Западном Поморье может быть представлен в автономном (Марков–Азбелев, № 265; № 292; Аст. II, № 230; Этина, с.20–21; РНПКП, № 190) и контаминированном (Марков–Азбелев, № 164; № 175; № 192; № 217; № 245) видах. В последнем случае сюжет контаминируется с былиной «Дунай–сват»: избежав казни, герой уезжает в Киев, получает на пиру от князя Владимира поручение сосватать ему у короля Ляховинского Апраксу–королевичну, на обратном пути вступает в поединок с неузнанной им Настасьей, на пиру у князя Владимира они спорят, кто из них более меткий стрелок. Заканчивается былина трагически гибелью обоих героев. Следует сказать, что названная контаминация в традиции Западного Поморья отнюдь не обязательна. В репертуаре некоторых сказителей оба сюжета – «Дунай и королевна» и «Дунай–сват» – сосуществуют автономно (Григ. I, № 17 и 18 – А. Л. Коппали- на, с. Колежма; Марков–Азбелев, № 292 и 293 – В. А. Норкин, г. Кемь). Контаминированные варианты, без сомнения, в наибольшей степени трансформируют балладный сюжет «Молодец и королевна» в былинный.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Притягивание баллады «Молодец и королевна» к имени былинного Дуная совершается по законам, которые давно прочно укрепились в былинной традиции. Напомним, что классический сюжет «Дунай–сват» сложен из двух фабул, которые когда–то, предполагают исследователи, существовали автономно: 1) Дунай сватает для князя Владимира Апраксу–королевичну, 2) Дунай вступает в поединок с богатыршей Настасьей–королевной, женится на ней, а потом затевает трагически разрешившийся спор по поводу меткости в стрельбе. Сказители с Западного Поморья домысливают биографию богатыря, прибавляя к названным двум эпизодам в биографии Дуная третий. Отталкиваясь от темы пребывания Дуная у короля Ляховинского, заявленной в сюжете «Дунай–сват», они расширяют эту тему, переводя ее в отдельный сюжет.

Включение балладного сюжета «Молодец и королевна» в былинный цикл насыщает его песенноэпическими чертами. Так, в сюжете устойчиво появляются приметы татарской темы. Король, узнав о связи героя с королевной, приказывает его казнить «поганым татарам»: «Уж вы ой еси, пановьи- улановьи, / Вы такии злы поганыи тотарина!» (Григ. I, № 17, ст.61–61); «Палачи, вы палачи да немилось- ливы, / Вы тотаровя да есь булатныя!» (Марков–Азбелев, № 164, ст. 73–74).

Подчеркнем, что в данной стратегии – прикрепление былинного имени к балладному сюжету – ни в сюжет, ни в образ героя не вносится никаких новых черт.

Стратегия 2. Принципиальная замена традиционного былинного образа, уходящего корнями в определенные архаические институты, новым образом героя. При этом происходят также принципиальные изменения в разрешении конфликта между персонажами.

Примером может служить былина «Илья Муромец и нахвальщик (Сокольник)» – русская версия мирового сюжета «Бой отца с сыном». Напомним, считается, что данный сюжет вырос на основе смены древних экзогамных брачных отношений парным браком. Сюжет, построенный на столкновении не узнавших друг друга отца и сына (следствие экзогамного брака), призван доказать правильность новой формы брака (парный брак).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Западное Поморье знает традиционную версию этого былинного сюжета: на заставе Илья Муромец сражается с нахвальщиком, который в процессе расспросов оказывается его сыном. Конфликт разрешается трагически – нахвальщик убивает свою мать, а Илья Муромец расправляется с сыном, напавшим на него вторично во время сна: Григ. I, № 2 – д. Камениха, в 15 верстах от г. Онеги вверх по течению р. Онеги, от Г. Негодяева (полная версия); Григ. I, № 5 – д. Камениха, от А. Г. Каменевой (усеченная, но также трагическая версия – нахвальщик убивает свою мать); Григ. I, № 8 – д. Нюхча, от А. А. Поташова (контаминированная версия с сюжетом «Исцеление Ильи Муромца» и трагической развязкой – Илья убивает сына после его вторичной попытки убить спящего отца); Григ. I, № 26 – д. Колежма, от А. Л. Коппалиной (усеченная трагическая версия – нахвальщик убивает свою мать); Марков -Азбелев, № 206 – с. Варзуга, от У. Е. Вопиящиной (усеченная версия, заканчивающаяся узнаванием Ильей Муромцем своего сына).

В д. Гридино на Карельском берегу зафиксированы 4 варианта былины (Марков–Азбелев, № 244 – от И. И. Мяхнина, прозаический вариант с сюжетом «Исцеление Ильи Муромца»; Марков–Азбелев, № 262; РНПКП, № 179; РНПКП, № 183 – прозаический вариант) в весьма своеобразной – без сомнения, местной и поздней – версии. «Неверный» нахвальщик, в нарушение историко–этнографических основ сюжета (отражение экзогамного брака), оказывается не сыном Ильи Муромца, а его двоюродным братом:

стр. 296Ты не бей меня да не згуби меня!Здраствуй–ко, ты мой двоюродный брат!Уж я езьдил по свету восемь лет –Сказала мне–ка матушка сударыня,Шшо есть в Росеи твой двоюро́дный брат – Так я пошол тебя розыскивать (Марков–Азбелев, № 262, ст. 65–70).

Более того, сюжет получает неожиданную, весьма оптимистическую, развязку – нахвальщик выражает свою готовность служить России. «Илья Муромец с им побратались, крестамы поменялись, взял Илья Муромець неверного в Киёв–град, неверный стал служить Росии», – этой прозаической фразой заканчивается вариант сказительницы А. Т. Ивановой (Марков–Азбелев, № 262). Тот же поздний топоним (Россия) звучит и в варианте А. Т. Бурой:

Ой же ты, Илья Муромец, двоюродный брат,Отправила меня матушка родимая,Что есть в России от моей сестры Илья Муромец богатырь,Я вам буду верный слуга! (РНПКП, № 179, ст. 74–77).

Это заявление нахвальщика вступает в противоречие с первоначальными, традиционными, намерениями героя:

Я завтра буду в столен Киев–град,Я Киев–град весь в полон возьму,Я божью церковь на огни сожгу,А народ христианский повырублю,Маленьких детишек на колы сажу (РНПКП, № 179, ст. 19–23).

Однако данное противоречие не смущает создателей рассматриваемой версии сюжета.

Подчеркнем, что замена одного персонажа другим происходит не по законам фольклора, а по законам литературы: и образ двоюродного брата, и оптимистическая концовка явно родились творческими усилиями какого–то одного сказителя из д. Гридино. Как бы то ни было, данный пример также свидетельствует о творческом потенциале былинной традиции Западного Поморья на позднем этапе ее развития.

Стратегия 3. Необычной стратегией в создании новых версий классических сюжетов в Западном Поморье является включение в эпический текст фрагментов из лирики. Таковой является одна из местных версий сюжета «Мать продает своего сына» – версия, получившая в местной традиции распространение. «Лирическая» версия сюжета записана на Кандалакшском берегу, причем в вариантах двух сказителей – М. С. Борисовой (Марков–Азбелев, № 166, д. Федосеево) и А. Д. Полежаевой (Марков–Азбелев, № 176, с. Кандалакша). Лирический след имеется в старине Н. М. Дементьевой из д. Вирьма на Поморском берегу (Марков–Азбелев, № 314).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

«Лирическая» версия сюжета развивается следующим образом. После продажи молодца его забирают «во солдатики». Далее следует причет героя, с одной стороны, соответствующий традиции рекрутского обряда, а с другой, явно рефлексирующий на старину «Горе–Злочастие». Главными образами в плаче становятся образы «судьбы» («талани», «участи») и «горя»:

Ты талань ли ты моя, да учесь горькая!Ты куды, талань, топерь да сподеваласе?Ты в тёмны́х лесах, талань моя, да заблудиласе,Ты в цистом поли, талань, богатырй тя побили?Охохохохо, да охти мне–шенько!Некуды уйдёшь, некуды денисьсе!Я куды пойду, да горё всё с собой,Мне на час горё да не отвяжитце (Марков–Азбелев, № 176, ст. 34–41).

В конце былины лирический комплекс нарастает. Герой погибает, и рисуется типическая картина с образом «ракитова куста», заимствованная из молодецкой лирики:

Шшо резвы́ ноги да во быстрой реки,Шшо буйной главой да под рокитов куст (ст. 51–52).

стр. 297Далее следует развернутая лирическая формула–ситуация трех птиц, оплакивающих молодца: Прилетело ведь три птичьки, три кукушици:[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Как една кукуша на бедну́ главу́ села,А друга кукуша – на белы́ груди,А третья́ кукша – на резвы́ ногй.На буйной главы да сидит мать родна,На белых грудях – да родима сестра,Во резвы́х ногах да молода жена (ст.54–60).

Песенно–эпическая традиция Западного Поморья по сравнению, скажем, с заонежской или пудожской не является эталонной. Однако в данном регионе, как мы пытались показать, достаточно рельефно наблюдаются механизмы создания новых версий былин. Полагаем, что модели этих механизмов вполне могут быть применены для исследования творческих процессов, происходивших в былинной традиции в ранний период – в средневековье.

• [1] Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899–1901 гг. М., 1904. Т 1 (Далее в тексте – Григ. I); Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова / Изд. подготовили С. Н. Азабелев, Ю. И.Марченко. СПб., 2002 (Далее – Марков–Азбелев); Былины Севера / Подгот. текста и коммент. А. М. Астаховой. М.; Л., Т. 2 (Далее – Аст. II); Этина И. Былины Кемского района. Записи 1935 года // Студенческие записки филологического факультета (специальный номер статей и материалов студенческого научно–исследовательского фольклорного кружка) / Ленингр. гос. ун-т. Л., 1937. С.1–31 (Далее – Этина); Сказки М. М. Коргуева / Записи и коммент. А. Н.Нечаева. Петрозаводск, 1939. Кн. 2. С. 463–478; Русские народные песни Карельского Поморья / Сост. А. П. Разумова, ТА. Коски, А. А. Митрофанова. Л., 1971 (Далее – РНПКП).