→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 2015
→ Реконструкция религиозности русского народа в книге «Стихи духовные» Г.П.Федотова

Метки текста:

Духовные стихи Фольклор

Антощенко А.В. (г.Петрозаводск)
Реконструкция религиозности русского народа в книге «Стихи духовные» Г.П.Федотова Vkontakte@kizhi

Аннотация: В статье проанализированы методологические принципы изучения религиозности русского народа, применявшиеся Г. П. Федотовым при изучении духовных стихов, раскрыты особенности его понимания причин и условий формирования народной веры, показано отличие его видения идеала «Святой Руси» от формировавшегося в работах ряда религиозных мыслителей Русского Зарубежья.

Ключевые слова: 

Summary: The article analyzes the research principles for the study of Russian popular religiosity, applied by George Fedotov in his book «Poems spiritual»; discloses peculiarity of his understanding of the conditions and causes for the formation of Russian people’s faith; illustrates the difference between his vision of the ideal of «Holy Russ’» and the ones, formed by a number of Russian religious thinkers abroad.

Keywords: Fr. Sergius Bulgakov; Prof. Anton V Kartashev; Prof. George P Fedotov; Russian popular religiosity; spiritual poems;

Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант 3–01–00107).

стр. 452В 1935 г. издательством YMCA-Press в Париже была издана монография Г. П. Федотова «Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам». Она стала логическим продолжением его предшествующего исследования «Святые древней Руси (X–XVII столетий)», в котором автор намечал собственное решение вопроса о формировании идентичности (или «самопознании») российских эмигрантов, оказавшихся вдали от родины вследствие революционных потрясений 1917 г. [1] Вместе с тем книга о духовных стихах сыграла важную роль в самопознании самого автора. «Сегодня закончил корректуру “Духовных стихов”, – записал он в дневнике 3 июля 1935 г. – У народа тот же Христос, которого я знал в детстве. Я не выдумал его. Он дан мне всей православной средой, в которой я жил (не матерью): иконой, лубочными картинками Страшного суда, литургикой, сыростью и холодом воронежских церквей (страшный Онуфрий). Из евангелия западало только то, что шло в согласии с этим церковным миром (Страшный суд, горе всем…). Но правда ли, что не было моей вины? “Беззаконие мое аз знаю”. Впечатления среды воспринимались жадно, потому что шли навстречу метафизическому зову из глубины. Это говорил мой грех, бессознательно предчувствующий свой суд. Жизнь разума и сердца забросала хворостом эту трясину. Но к старости змеиное “я” выползает и требует себе казни». [2] Такой двойственностью значения книги Г. П. Федотова определяется постановка проблемы и методологический подход к изучению материала в данной статье: на основе нарратологического анализа выявить структуру повествования и скрывающиеся за ней неявные сходства–расхождения в интерпретации народной религиозности автором и некоторыми его коллегами по Свято–Сергиевскому богословскому институту в Париже.

В качестве объекта изучения Г. П. Федотов выбрал духовные стихи, отражавшие религиозность «народной полуинтеллигенции», близкой книжному учению Церкви, а предметом исследования стали ментальные структуры, упорядочивающие религиозное мировосприятие народа. Их выявление историк осуществлял путем приложения к материалу основных категорий христианского богословия: христологии, космологии, антропологии, экклесиологии и эсхатологии. В соответствии с этим строилось и повествование, в ходе которого раскрывались как целостность и христианский характер народной веры, так и ее отклонения от православных догматов. Воссоздание по духовным стихам религиозной ментальности как целостной системы мировосприятия, являющейся нравственным ориентиром в повседневной жизни, позволило Г. П. Федотову выявить ее важнейшие элементы и многослойность.

стр. 453Основополагающей особенностью народной религиозности, реконструированной историком, являлся ее «трагический дуализм», ощущаемый эмоционально как «противоположность нежной и жалостливой любви – и суровости законнической этики», [3] олицетворенной в исповедуемой вере соответственно в ликах Богоматери и Христа. Такой вывод обосновывался анализом народного восприятия небесных сил, выраженного в духовных стихах и сложившегося не под воздействием катехизиса, а под влиянием литургики и храмового культа.

Однако Г. П. Федотов не был склонен видеть за этим этически обоснованным дуализмом еретическую двойственность космологии манихейства или богомильства. Он указывал на онтологическую божественность природы, позволяющую назвать ее «софийной» и узреть в религиозном образе Матери–Земли дольное отражение Богородицы вследствие связывающего их материнского начала. При этом подчеркивалось устранение из такого образа земли всяких следов язычества. «Ее красота, – отмечал Г. П. Федотов, – является бесстрастной, скорбной, матерински–девственной, под глубоким влиянием церковного образа Богоматери. Мать–Земля этизируется настолько, что становится сама, подобно Богородице, хранительницей нравственного закона». [4] В результате образ Матери–Земли занял центральное место в повествовании о духовных стихах подобно тому, как в повествовании о древнерусских святых такое место принадлежало Сергию Радонежскому. Правда, если в « Святых древней Руси» центральный образ преподобного маркировал точку «бифуркации» в развитии древнерусской святости, то интерпретация образа Матери–Земли вела к расхождению самого Г. П. Федотова с рядом представителей «парижского богословия».

Внешне помещение образа в центр повествования, как и публикация специальной статьи о нем в журнале «Путь» после выступления с лекциями в Религиозной философской академии Н. А. Бердяева, [5] свидетельствовало о поддержке им софиологии о. Сергия Булгакова. Однако, в отличие от последнего, Г. П. Федотов считал, что процесс Богооткровения имеет не только эстетический, но и этический аспект. [6] В такой интерпретации он был близок к критике софиологии С. Н. Булгакова Н. А. Бердяевым, отмечавшим, что о. Сергий уделяет недостаточно внимания вопросу о зле и свободе человека. [7] [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Основными элементами, определяющими повседневное поведение русского народа, являлись этические законы – ритуалистический, каритативный и натуралистически–родовой. Эта «трихотомия», по наблюдению Г. П. Федотова, не соответствовала религиозному дуализму, проявлявшемуся в восприятии Христа как «Законодателя» и «грозного Судии» и Богоматери как воплощения материнской жалеющей любви. Попытка разрешить вызванное этим несоответствием противоречие путем соотнесения ритуалистического закона с Христом, каритативного – с Богоматерью, а натуралистического – с Матерью–Землей была признана Г. П. Федотовым неудачной. Изученный материал не позволял установить такое соответствие, что требовало дополнить структуралистское объяснение генетическим. В результате историк обозначил три слоя народной религиозности: «На древней, языческой религии Матери–Земли христианство налегло двумя пластами: как религия закона и как религия жертвенного кенозиса. Первая дана преимущественно в каноническом уставе Церкви, вторая в живой, непрекращающейся традиции святости». [8]

Рассмотрение генезиса религиозного мировосприятия народа позволил Г. П. Федотову ответить не только на конкретный вопрос о причинах искажения облика Христа в народном сознании, но и на более общий вопрос – о влиянии способа восприятия на глубину и истинность народной веры. Неслучайно он начинал свою книгу с признания того же факта, о котором неоднократно упоминал его коллега по Свято–Сергиевскому богословскому институту в Париже А. В. Карташев: русский народ на основе противопоставления своей веры всем иным – «латинской, жидовской, бусурманской, сарацинской» – осознавал себя как народ христианский. [9] Однако из такого самосознания еще не следовало правильного понимания катехизиса. Анализ осмысления народом основных понятий символа веры – Троицы, Христа, Богоматери – приводил Г. П. Федотова к заключению, что их искажение было результатом формирования народной веры не только и даже не столько под влиянием церковного книжного знания, сколько под воздействием литургики и иконописи. Особенно отчетливо это проявилось в восприятии облика стр. 454 Христа. Именно в интерпретации народной христологии взгляды Г. П. Федотова и А. В. Карташева оказались совершенно различными. По мнению Г. П. Федотова, под влиянием иконописи (иконописного «Пантократора») в сознании народа сложился образ Христа, в котором нет и следа от человеческой природы, ее немощи. Это скорее Эфесское, а не Халкедонское богословие, считал он. Образ Христа Законодателя и Судии полностью вытеснил из народного сознания смиренный облик Спасителя, что свидетельствовало о непонимании Его искупительной жертвы.

Реконструкция мышления авторов стихов позволила Г. П. Федотову уловить ту связь ассоциаций между крестом, как символом искупления, крещением, как символом таинственного посвящения в христианскую религию, и именем самой этой религии, которая приводила к пониманию крещения Христа как центрального события в деле искупления. В пользу этого вывода свидетельствовало и то, что собственно Голгофа в народном сознании воспринималась сквозь страдания Богоматери, которая представлялась народу главным лицом Господних страданий. Наконец, Г. П. Федотов отмечал основную черту в народной христологии, которая шла вразрез с основным догматом христианства. Народ более дорожил осязательной, материальной святыней, телом Христовым, покоящимся в земле, чем торжеством Воскресения. В итоге это приводило к разграничению в народном сознании между Его телом и духом, пребывающем в небесной отрешенности в облике сурового Судии. В этом облике Г. П. Федотов увидел не только признание народом праведности Божьего Суда, но и страх, который рождала эсхатологическая угроза, используемая как средство добиться праведности. [10] Историческим объяснением такого искажения стала ссылка на победу иосифлян: «Победив в XVI веке, это направление удержалось, несмотря на идущие сверху западнические влияния, как раз в низовых и консервативных слоях церковного общества. Не один раскол им питался. Вплоть до наших дней обрядовое благочестие консервативных слоев жило этим московским настроением, которое для многих неискушенных (курсив мой. – А. А.) представляется теперь завещанием “святой Руси”». [11]

Таким образом, «законнически–ритуалистическому направлению мирянской религиозности», питающемуся греческими влияниями, Г. П. Федотов вновь, как и в «Святых древней Руси», противопоставлял «жертвенно–кенотическое и каритативное понимания христианства», которое несла в русский народ «духовная аристократия» – святые Древней Руси.

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф