→ Электронная библиотека
→ Рябининские чтения – 2015
→ Зырянский край в автомифологии А.М.Ремизова

Метки текста:

Литература Мифология Ремизов

Дементьева А.А. (г.Сыктывкар)
Зырянский край в автомифологии А.М.Ремизова Vkontakte@kizhi

Аннотация: Статья посвящена вопросам исследования «зырянского» текста в автобиографической прозе А. М. Ремизова. Автор статьи рассматривает способы формирования представления о «чужом» инокультурном пространстве в художественном мире А. Ремизова.

Ключевые слова: автомиф; зырянский край; мифостроительство;

Summary: Paper refers to the study «Zyrjany’s» text in autobiographical prose A. M. Remizov. The author considers the methods of forming the idea of «alien» foreign cultural space in the art world A. Remizov.

Keywords: automyth; Zyryany; construction of the myth;

стр. 476Как известно, город Усть–Сысольск (ныне Сыктывкар) – столица зырянского края – был назначен местом ссылки А. М. Ремизова, куда он был отправлен за участие в студенческой демонстрации в Москве. Пребывание в столь экзотическом крае не могло не оставить следа в творчестве писателя, тем более что Ремизов всегда проявлял живой интерес ко всему непонятному и загадочному.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Время пребывания А. М. Ремизова в Усть–Сысольске совпало с периодом его творческих исканий. Начинающий писатель стремится найти «свою тропу» на распутье литературных течений начала XX в. Неоднократно в художественных текстах Ремизов указывает на то, что со времени ссылки за ним прочно закрепилось звание декадента [1] : «Да вы декадент! – сказала она (Анна Николаевна Забругальская – хозяйка модного салона, в котором последнее время пребывания в Пензе жил автобиографический рассказчик. – А. Д.), употребляя модное тогда слово для обозначения непонятного и чем–то завлекательного. С ее легкой руки имя “декадент” пойдет со мной в Устьсысольск». [2] Этой установке на непонятность и завлекательность в высшей степени отвечала реальность зырянского края. В духе свойственного культуре начала XX в. тяготения к открытию и познанию культуры чужой, инородной для сознания русского человека, А. М. Ремизов обращается к представлениям и традициям практически незнакомой ему культуры зырян.

В духе мифологических реконструкций того времени писатель, в первую очередь, обращается к традиционным представлениям зырянского народа, результатом этого обращения становится публикация первого произведения Ремизова «Плач девушки перед замужеством» (1902) и позднее – создание сборника «Чертов лог и Полунощное солнце» (1908) (сюда вошел также «Плач…»). Подробно вопросы поэтики этих произведений рассматриваются в главах монографии Ю. В. Розанова «Фольклоризм А. М. Ремизова: источники, генезис, поэтика» (Вологда, 2008), также о влиянии зырянского фольклора на замысел цикла «Полунощное солнце» пишет В. Н. Демин в статье «Коми мотивы в русской литературе начала XX века (А. Ремизов, К. Жаков, Б. Пильняк)». [3] Обе работы посвящены ранним текстам А. Ремизова, созданным, в первую очередь, под влиянием бесед с В. П. Налимовым.

Однако зырянская тема отразилась и в более поздних автобиографических текстах писателя: книгах «Подстриженными глазами», «Иверень», отчасти в хронике «Взвихренная Русь». В этих произведениях формируется представление о зырянском крае как о чужом (в фольклорном понимании) пространстве, которое маркируется отдельными мотивами, образами, в высшей степени соотносящимися для автобиографического рассказчика с представлением о «чужести», неосвоенности окружающего мира.

Отправной точкой для выстраивания (творения) модели этого чужого мира является собственно реальное пространство Усть–Сысольска, в котором оказывается автобиографический герой. Дикая северная природа оставляет в его душе ощущение неоконченности творения мира: «И только что ступил я на берег и очутился за алой изгородью частых кустов шиповника, сразу почувствовал – мое сердце поворотилось – и тоска обожгла мне душу. Этот воздух, эти краски, эти звуки – сырые туманы лукоморья» (8: 401). Кажется, что в этом пространстве еще не до конца произошло разделение природных стихий, что человек, вынужденный жить в «сырых туманах лукоморья», становится заложником этого мира, живущего по своим законам. В традиционных представлениях зырян туман, облако понимается как символ нерасчлененности воды и воздуха, [4] Ремизов, тесно общавшийся с В. П. Налимовым, в работах которого мы находим прямое указание на то, что туман и мрак у зырян ассоциируются с хаосом, не мог об этом не знать. Более того, туман, стр. 477 болото и все, что с ним связано (мхи, лишайники, кочки, темная болотная вода, болотные гады), по представлениям зырян, было создано братом–антагонистом Ена – Омелем, [5] который, по одной версии, не смог сотворить ничего хорошего по причине собственной бесталанности, а по другой – не захотел этого делать из–за зависти, которую он питал к более удачливому Ену.

Возможно, отголоски мысли о неоконченности творения мира, в котором оказался рассказчик, А. Ремизов увидел в статье Н. И. Надеждина «Народная поэзия у зырян» (напомним, что Н. И. Надеждин находился в ссылке в Усть–Сысольске в 1837–1838 гг.). Так, Надеждин пишет о природе зырянского края: «… до сих пор продолжается третий день творения, земля не переспорила вод и растительность дикая составляет пока единственную роскошь жизни, единственную живопись божьей кисти?». [6] Типологическая схожесть фрагментов позволяет говорить о том, что, по мысли Ремизова, более чем за полувековой промежуток времени мало что изменилось в устройстве зырянского края, или, что более вероятно, писателю была важна сама возможность стагнации времени, возможность сохранения в реалиях современности мифологического пространства.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Причем мифологическое пространство это окрашено в мрачные тона: перед рассказчиком будто бы открывается только та сторона мира, которая сотворена Омелем. Помимо мифологической окраски, этот художественный прием, на наш взгляд, имеет более практическое объяснение: Ремизов – писатель городской, воспитанный Замоскворечьем с его церквями, купеческими лавками и фабриками (городской пейзаж у Ремизова – не редкость, с любовью он говорит о родной Москве, с наблюдательностью хроникера описывает Петербург, с недоверием оглядывает улицы Парижа); природа же вообще, а северная – в особенности, пугает его именно своей дикостью, своенравностью, постоянным напоминанием об ограниченности человеческих возможностей и беззащитности перед стихией.

Попытки освоения чужого пространства, в котором рассказчик оказался по воле судьбы, завершаются полной неудачей: «. моя затея посмотреть / лес, наперед скажу, – курам на смех: меня привезут на остров и там с первого шагу завязну во мху и лишаях, и слесарь Тупальский, ссыльный из Риги, возьмет меня на закорки и с час мы проведем в лесу …» (8: 413–414). Освоение пространства происходит здесь в буквальном смысле: пройти ногами, почувствовать, что представляет собой это нечто, тебя окружающее. Однако рассказчика северная природа поглощает и в метафорическом смысле: никакой поэтичности в первозданной красоте зырянской тайги он не видит.

В этом описание Ремизовым зырянского края расходится с большинством природоописательных заметок местных этнографов и заезжих путешественников XIX в. Так, М. И. Михайлов – учитель русского языка Устьсысольского уездного училища и «один из самых авторитетных зыряноведов XIX столетия», [7] в целом соглашается со следующим отношением зырянского народа к лесу: «Лес – это для зырянина место прогулки, место отдохновения, куда уходит он наслаждаться жизнью; стужа и непогода ему нипочем – он привык к ним с детства; <…> Зыряне, так сказать, породнились с лесом и его угрюмостью». [8] Лес делает жизнь людей возможной в суровых условиях. [9] Известно, что понять народ возможно лишь тогда, когда мы понимаем его отношение к действительности. Ремизов же не ставил перед собой цель понять зырянский народ; у него был, по всей видимости, совсем другой художественный замысел – абсолютно фольклорный по своей природе – освоение чужого пространства, то есть в какой–то степени – преобразование его.

Топос зырянского мира – это всего лишь один фрагмент составного автомифа («мифа о самом себе») А. М. Ремизова. Зырянский фольклор, занимая значительное место в декадентских стихотворческих опытах писателя, в поздней автобиографической прозе оставил не столь заметный след. Этнография писателя интересовала мало, о нравах и быте зырян узнать из автобиографических текстов А. Ремизова можно лишь немногое, и то лишь из отдельных фраз. По воле судьбы, Ремизов был «обречен» на знакомство с культурой зырян, так как оказался в ссылке в Усть–Сысольске. Место нахождения определило его интерес. Вполне вероятно, окажись он в ареале культуры другого малоизученного народа, населявшего Российскую империю, он погрузился бы в его культуру. Однако «пафос открывания новых земель, – как справедливо отмечает Ю. В. Розанов, цитируя М. М. Бахтина, – красной нитью проходит через весь декаданс», [10] и А. Ремизов следует этому настроению эпохи, создавая представление о зырянском мире как о земле, не вышедшей еще из первозданного хаоса, и как о культуре, находящейся на стадии жизни мифа.

// Рябининские чтения – 2015
Отв. ред. – доктор филологических наук Т.Г.Иванова
Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 2015. 596 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

новости поиск контакты
Музеи России - Museums in RussiaМузей-заповедник «Кижи» на сайте Культура.рф