Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Аннотация: В статье освещается работа совместной фольклорной экспедиции Карельского научно-исследовательского института и Института по изучению народов СССР (Ленинград), состоявшейся летом 1932 г. в Беломорье. Акцент делается на влиянии идеологических установок этого периода на собирательскую деятельность фольклористов. Используются, в частности, материалы дневниковых записей участников экспедиции.

Ключевые слова: фольклор; Карельское Поморье; экспедиция; идеологический диктат;

Summary: The article highlights the work of the joint folklore expedition of the Karelian Research Institute and the Institute for the Study of the Peoples of the USSR (Leningrad), which took place in the White Sea in the summer of 1932. The emphasis is on the influence of the ideological dictate of this period on the collecting activity of folklorists. In particular, materials from the diaries of the expedition participants are used.

Keywords: folklore; Karelian Pomorje; expedition; ideological dictate;

Летом 1932 года состоялась совместная фольклорная экспедиция Карельского научно-исследовательского института (КНИИ) и Института по изучению народов СССР (ИПИН) на Русский Север. В Рукописном Отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (ИРЛИ РАН) хранится отчет о работе экспедиции, [1] составленный А. М. Астаховой 2 сентября 1932 г., и дневник, [2] который поочередно вели собиратели, но большинство записей принадлежало А.М.Астаховой. Эти материалы и легли в основу статьи.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Первоначально предполагалось 4 недели работать на Беломорском побережье и 4 – в районах Повенецкого тракта, попадавших в зону затопления при строительстве Беломорско-Балтийского канала. По ходу собирательской работы планы пришлось скорректировать и основную часть времени провести в Кемском и Сорокском районах Карельского Поморья. В экспедиции должны были принять участие 8 человек: 4 фольклориста из Ленинграда и 4 практиканта от КНИИ. Но в результате в состав Беломорского отряда вошли трое: А. М. Астахова (в качестве руководителя), И. В. Карнаухова и А. Н. Нечаев. Сроки их пребывания «в поле» были различными, [3] а количество обследуемых населенных пунктов непомерно велико: г. Кемь, Поньгома, Сорока, Выгостров, Шижня, Сумпосад (Сумской Посад), Колежма, Нюхча, Пертозеро, Вирьма, Лапино, Воренжа, Койкинцы, Медвежья Гора, Повенец. Больше всего времени (18 дней) – в Сумпосаде, по 7 в Кеми и Сороке, 5 дней в Нюхче, в остальных – от 1 до 3 дней. Не удалось собирателям попасть в Шуерецкое, где впоследствии (в 1957 г. Д. М. Балашовым, а в 1968 г. студентами Московского государственного университета (МГУ)) были записаны образцы традиционного фольклора, в том числе эпоса. Не удалось собрать материал в ряде деревень: в окрестностях Кеми, «т. к. главная масса певцов – староверы» (Дневник, л. 4–5); в Поньгоме, потому что «все трудоспособное население находится на тоне» (Дневник, л. 3); в Койницах «ввиду того, что колхозники лихорадочно работают на уборке урожая на затопляемых местах» (Дневник, л. 18). Но основным препятствием для полноценного обследования фольклорной традиции края было другое.

Собиратели конца XIX – нач. XX в., работавшие в ряде тех же населенных пунктов, [4] руководствовались лишь необходимостью «сохранить для искусства и науки уцелевшие еще среди Русского народа остатки быстро исчезающих памятников русской народной поэзии». [5] Участники экспедиции 1932 г. вынуждены были проводить работу согласно сформулированным Фольклорной секцией ИПИН «основным целевым установкам»: «1) изучение на материале фольклора идеологических сдвигов беломорского населения в процессе коллективизации и культурной революции; 2) изучение роли фольклора в деле этой идеологической перестройки; 3) изучение событий гражданской войны в творческом преломлении различными социальными слоями населения» (Отчет, л. 1). [6]

Надо отдать должное руководству КНИИ (прежде всего в лице зам. директора С. А. Макарьева), где на совещании 13 июня с участием А.Н.Нечаева и И. В. Карнауховой были скорректированы задачи экспедиции: собирание фольклора гражданской войны отнесли к «теме побочной», а к основной – «собирание всего фольклора Беломорского района» (Дневник, л.2). Приехавшей 25 июня в Петрозаводск А. М. Астаховой было к тому же дано указание, «что не следует увлекаться общественной работой» (Дневник, л.6). Но это было не увлечение, а обязательства, требовавшие отчета. «Написала ряд положений о состоянии культработы в Сорокском районе для представления т. Макарьевым в Наркомпрос», – отмечала А. М. Астахова по окончании экспедиции (Дневник, л.22). В обязанность собирателей входило детальное обследование местных библиотек, изб-читален, клубов, консультирование, чтение лекций, проведение вечеров художественного чтения среди школьников и прочее. От фольклористов, работавших в местах, являвшихся в прошлом вотчиной Соловецкого монастыря, требовалось участие в антирелигиозной пропаганде, в создании «ячеек безбожников». Впрочем, за всю экспедицию это было исполнено, скорее для отчетности, лишь единожды: на праздновании Ильина дня в Воренже, куда собралось много народу даже из дальних деревень, они «приняли участие в антипраздничном собрании на мосту во время гулянки... Высказывали свои мнения о вреде подобных праздников в самый разгар сеноуборочной кампании» (Дневник, л. 17 об.).

К чести собирателей, они далеко не во всем следовали «партийным установкам». В частности, не стремились воздействовать на репертуар сказителей, лишь формально включали в «изучаемые объекты» «продвижение массовой революционной и пролетарской песни» (Отчет, л.3 об.). Среди записанных А. М. Астаховой песен большинство традиционных, «досюльных». И всё-таки фольклористы вынуждены были подчиняться принципу избирательности и в собирании материала, и в его оценке. Показателен, к примеру, такой факт. 4 июля участники экспедиции познакомились с известным краеведом И. М. Дуровым, который передал им опись собранного фольклорного материала за несколько лет, скопированную А. М. Астаховой. [7] Характеризуя впоследствии этот материал как «большую ценность для исследования фольклорного наследия Беломорья», [8] в официальном отчете 1932 г. собирательница писала: «Большое фольклорное собрание краеведа Сумского Посада И. М. Дурова представляют исключительно записи старых песен и частушек, поэтому в настоящее время может быть использовано преимущественно как сравнительный материал» (Отчет, л. 4-4 об.).

Идеологическая несвобода проявлялась даже в «партийной» лексике, используемой собирателями в дневниковых записях. Вместо инициалов фольклористов непременно ставилось «т.», «тов.» («товарищ»). Говорилось о создании местных краеведческих не просто «кружков», но именно «ячеек» и выборах при их организации «бюро». Даже название доклада, проводимого А.Н. Нечаевым едва ли не в каждом населенном пункте, включало слова «борьба» и «советский»: «В борьбе за советское краеведение». Тратилась на организацию «краеведческих ячеек» масса времени: «...работы свернули, торопились к назначенному организационному собранию», где А. Н. Нечаев должен был сделать доклад и «провести организацию ячейки. Ни то, ни другое не состоялось. На собрание ... явилось всего 2 человека ... Т. о. вечер прошел впустую» (Дневник, л. 7). [текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Можно с уверенностью утверждать, что инициируемое «сверху» развертывание краеведческой работы на местах имело целью не собирание образцов традиционной культуры Русского Севера, как это было в дореволюционной Росси. Цель преследовалась совершенно иная: фольклор «должен быть изъят из власти стихии» [9]

Несмотря на все негативные факторы, результаты экспедиции были весьма впечатляющими. По сведениям, содержащимся в Отчете, но несколько отличающимся от опубликованных впоследствии, [10] всего было записано: «песен (текстов) разных– 396, частушек – 1879, былин и стихов – 11, вариантов беломорского свадебного обряда – 10, свадебных голошений – 12, похоронных причитаний – 3, сказок, [11] бывальщин, легенд и анекдотов – 55, заговоров – 41, загадок – 101, байканий – 12, считалок, детских игр и других видов детского фольклора – 48, примет, пословиц, поговорок, гаданий и других мелочей – 72, биографий и автобиографий –13, рассказов о гражданской войне – 46 от 24 лиц, альбомов обследовано 8, кроме того, 5 альбомов привезено еще с собой, альбомных стишков записано 30, фонозаписей сделано–103, фотоснимков – около 100 (Отчет, л. 3 об. – 4).

Но, думается, состав и количество записанных в экспедиции материалов могли быть несколько иными.

В дореволюционный период особое внимание уделялось эпосу. Необходимость срочной фиксации прежде всего образцов такого «угасающего», но всё еще активно бытующего жанра, как былины, не вызывала сомнений. Даже в 1920-х гг. состоялось несколько экспедиций на Русский Север, ставивших основной целью собирание именно этого материала. Но изучение современного состояния эпической традиции как бы и вовсе исключалось из задач летней экспедиции 1932 г., разве что «скрывалось» за словами: «и др.», «и проч.». В то же время в разделе «Главнейшие методы изучения» отдельной строкой выделялось «обследование альбомов песен и романсов» (Отчет, л. 3).

Конечно, А. М. Астахова не могла не продолжать и в 1932 г. работу по выявлению былинного репертуара. Но эта работа не была приоритетной, почти не отражалась в официальных планах и отчетах и очень скупо освещалась в дневниковых записях. В результате собирательницей было записано всего 4 былины, одна – с напевом.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Между тем эпическая традиция сохранялась и спустя десятилетия после экспедиции 1932 г. В местах проведения экспедиции записывали былины, не говоря уже о балладах и духовных стихах, и в 1963 (Институт языка, литературы и истории КарНЦ РАН – в Поньгоме), и в 1966, и в 1968 (МГУ – в Нюхче, Колежме, Поньгоме, Сумпосаде).

Что касается материалов экспедиции 1932 г., то они в основном не опубликованы и «разбросаны» по разным коллекциям архивов ИРЛИ РАН и КарНЦ.

• [1]  РО ИРЛИ, р. V, кол. 28, п. 13, № 1. Далее в тексте статьи – Отчет.
• [2]  РО ИРЛИ, р. V, кол. 28, п. 13, № 4. Далее в тексте статьи – Дневник.
• [3]  15 июня в Кемь прибыли И. В. Карнаухова и А. Н. Нечаев. 26 июня в д. Сорока к ним присоединилась А. М. Астахова. И. В Карнаухова завершила работу 18 июля, А. Н. Нечаев 9 августа, А. М. Астахова – 21 августа.
• [4]  В Кеми и Сумском Посаде – Ф. М. Истомин и Г. О. Дютш (Песни русского народа: Собраны в губерниях Архангельской и Олонецкой в 1886 году / Записали: слова – Ф. М. Истомин, напевы – Г. О. Дютш. СПб.,1894); в Нюхче и Колежме – А. Д. Григорьев (Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899–1901 гг. М., 1904. Т. 1); в Кеми, Сороке, Шижне, Сумском Посаде, Пертозере, Вирьме – А. В. Марков (Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова / Изд. подгот. С. Н. Азбелев, Ю. И.Марченко. СПб., 2002).
• [5]  Песни русского народа... С. VII.
• [6]  О фактах идеологического давления на собирателей см.: Иванова Т. Г. История русской фольклористики XX века: 1900 – первая половина 1941 г. СПб., 2009. Раздел III (Гл. 4 и 7); Петрова Л. И. Из истории собирательской и издательской работы ленинградских фольклористов (по материалам протоколов, отчетов, писем 30-х годов XX в.) // Из истории русской фольклористики. СПб., 2006. Вып. 6. С. 248–262.
• [7]  РО ИРЛИ, р. V, кол. 28, п. 13, № 7.
• [8]  Астахова А. М. Карельские фольклорные экспедиции (1931–1933) // Советская этнография. 1934. № 1/2. С. 217.
• [9]  Из обращения Ю. М. Соколова от 2 мая 1931 г. с предложением устроить диспут по фольклору (Отдел фольклора ИРЛИ РАН, индекс дел № 221, л. 8-9.). Разрядка автора письма.
• [10]  Астахова А. М. Карельские...С. 216–217.
• [11]  Среди них первые записи от сказочника Ф. Н. Свиньина.