Электронная библиотека
публикации о музее-заповеднике «Кижи»

Статья из кн.: «Заонежский сборник». – Петрозаводск, 1992. – 190 с.

На настоящий момент не существует еще публикаций, в которых бы интерьеры традиционного крестьянского жилища Заонежья были описаны с подробностями, удовлетворяющими музейного работника. Этот пробел не восполняют даже экспозиции с чисто заонежскими интерьерами, развернутые музеем–заповедником «Кижи» в доме Ошевнева и доме Елизарова на о.Кижи: они не отражают изменений, которые постоянно происходили в интерьерах в связи с бытовым укладом обитателей жилища (с переходом от сна к бодрствованию, от работы к принятию пищи и т.д.). Чтобы ликвидировать указанный пробел, автору пришлось изучить всю имеющуюся литературу [1] и архивы [2] , а также совершить несколько полевых экспедиционных выездов в Заонежье [3] .

Обстановка крестьянских изб в различных районах Заонежья не имела принципиальных отличий. Основные элементы крестьянской избы Заонежья были зафиксированы П.Н.Рыбниковым в 1860–1861 гг. в селе Шуньга [4] . Он дает традиционные названия углов в крестьянской избе (печной, дверной, большой и задний) и описывает их месторасположение. Он упоминает лавки, идущие вдоль стен, полки–надлавочницы, печной столб с расходящимися от него воронцами, рундук, привалок и подпольницу (ставень, которым закрывался люк рундука). Сведения П.Н.Рыбникова дословно подтверждаются В.Майновым [5] , а также всеми экспедиционными материалами 20–30-х гг. и материалами, собранными в 80-е гг. XX в., но относящиеся к 20–30-м гг. этого же столетия [6] .

Изба, в которой протекала будничная жизнь крестьянской семьи, называлась в Заонежье «фатерой», или «квартирой». Русская печь справа или слева от входной двери. В районе Сенной Губы и Великой Губы устье ее чаще всего было обращено к стене, противоположной входу, в районе Шуньги – к входным дверям. От припечного столба расходились полки–воронцы, от большого («красного») угла вдоль стен тянулись полки–надлавочницы, под ними стояли массивные широкие лавки. Стол находился у среднего окна посреди избы. Вдоль стола стояли две скамейки. Кровать ставили в дверном углу у входной двери или в меньшем углу. В зависимости от месторасположения кровати стол – «курятник» ставился у боковой стены, примыкающей к меньшему или дверному углу. Над ним традиционно навешивали посудник.

Люлька подвешивалась ближе к дверному или в меньшем углу. Многие информанты отмечали возможность свободного перемещения люльки по избе. Чан чаще всего стоял у входной двери рядом с «курятником», иногда – у прилавка. Такая свободная постановка чана объяснялась простыми жизненными причинами. Как пояснил житель д.Усть–Яндома Д.А.Михейков (1914 г.р.), «место чана меняли, так как под ним скапливалась сырость» [7] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Стол, как уже упоминалось, стоял у среднего окна. На стене рядом со столом прибивалась вешалка–гвоздильня. Вторая гвоздильня находилась или у печи со стороны входа или на стене между большим и дверным углом.

В домах постройки конца XIX в. и XX начала в. рукомойник традиционно подвешивали к светцу, вбитому в припечной столб. Под ним стояла лохань на ножках (местное название, далее – м.н. – «стоянка»). В 30–40-е гг. на смену рукомойнику приходит медный умывальник, который (вместе с лоханью) помещали на стену у входной двери.

Из других предметов обстановки в избе можно отметить в отдельных случаях наличие хозяйственного стола, существовавшего параллельно со столом – «курятником» и обеденным столом; сундуков, в которых хранили повседневную одежду; подвесных шкафчиков для чайной посуды; ходунков для ребенка и табуреток, вошедших в крестьянский обиход в 20–30-е гг. XX в. В каждой крестьянской избе еще в 30-е гг. имелся переносной светец. На время Великого поста в дверном или в большом углу устанавливался ткацкий станок.

Наличие полатей было зафиксировано только в двух случаях [8] . Об отсутствии полатей в заонежской избе писал также И.В.Маковецкий [9] .

Как уже отмечалось, слева или справа от входа в избе стояла русская печь. Сбоку у печи находился ящик–рундук (вход в подклет) со встроенным сбоку шкафчиком для чайной посуды, а над рундуком полка для сна (м.н. – «прилавок»). Выше прилавка в теле печи имелись углубления – «печурки», где сушили носки, варежки или рукавицы. На прилавок в угол поближе к печи обычно ставили деревянную квашню для теста с тем, чтобы оно быстрее подходило. Вымытую чистую квашню в перевернутом виде выставляли на лавку. Зимой на прилавке или шестке стояли телячьи шайки с одной ручкой. На печи хранили колотую лучину, а также «карды» и «щети» для чесания льна. Здесь сушили валенки, непряденую шерсть, которую складывали в лучинковые корзины с низкими бортами, иногда – лен. На печи у стены держали рубель для выбивания белья при стирке. На верхней части печи (м.н. – «очак») или в подпечье хранились ухваты, лопата–пекло и сковородник. Под потолком у печи устраивались так называемые «грядки». Грядки могли состоять из одной, двух или трех слег. Один конец слеги врубался в воронец, второй в стену. Назначение грядок могло быть самым разным: на них сушили носильную одежду или даже подвешивали в связках лук на зиму, вешали скатерть, которую постилали на стол во время обеда, хранили лучинковые корзины, иногда сушили овечьи шкуры. За грядку зацеплялась также кочерга с длиной ручкой. В нише над шестком лежали спички, могла стоять солонка и масленок для растапливания масла. На шестке или в печи всегда стоял котел или чугунок с теплой водой для мытья посуды. (Посуду мыли обычно в деревянной лохани или медном тазу, которые хранили днем на прилавке. А ночью – на шестке печи. Чайную же посуду могли мыть в медных полоскательницах). Под шестком в углублении хранилась сковорода. На стене рядом с устьем печи висели щипцы для углей и камней, самоварная труба и совок для выгребания углей. Рядом с печью могли висеть сечка и медные котлы на больших деревянных гвоздях. На одной из фотографий 1926 г. Внизу у печи зафиксировано деревянное корыто, полное камней, предназначенных для нагревания воды при стирке и выпаривании деревянной посуды. Рядом с печью обычно стояла сушилка для углей и самовар на скамеечке. Со стороны прилавка рядом с печью на стену вешали безмен, а в зимнее время (с целью просушки) – хомуты, сбрую, мокрую одежду.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Рядом с рукомойником, на конике, висели «рукотерка» – кусок грубого домотканого холста для вытирания рук, а на вешалке–гвоздильне, рядом с обеденным столом, – «утиральники» – полотенца для вытирания лица. Утиральники были домотканого с затканными концами. Очень редко концы украшались скромной вышивкой. На стене между большим и задним углом находилась вешалка для верхней одежды.

В красном углу в киоте стояли иконы. Их могло быть до десяти [10] . Помимо икон с изображением Христа и Богородицы здесь помещались и наиболее чтимые святые. Чаще всего информантами упоминались иконы с изображением Георгия Победоносца и Параскевы Пятницы. Иконы с магическими целями украшались пучками ржи. Так, в одной из дневниковых записей 1931 г. В д.Воев Наволок был зафиксирован элемент следующего древнего обычая: «На иконе сверху был положен пучок ржи. С одной стороны висел челнок, при помощи которого плетется рыболовная сеть…, с другой стороны были повешены нити двух со…ов, уже намотанные на челнок и, наконец, под иконой в отверстие лопнувшей стены было воткнуто веретено с нитками. По словам дочери хозяина дома, рожь кладется для того, чтобы в будущем году «бог послал такой же урожай». Некоторые из рыболовных снастей повешены для того, чтобы иметь удачу в рыбной ловле» [11] .

От большого (красного) угла в обе стороны расходились полки – «надлавочницы». По свидетельствам информантов, на надлавочницах лежали сапожный инструмент (клещи, молоток, колодки для обуви) и приспособления для вязания сетей и витья веревок («клещицы», «полицы», «коготки»). Кроме того, на надлавочницах могли находиться лучинковые корзины с клубками пряденой шерсти и «кужонки», в которых хранились ножницы, цевки от ткацкого стана, веретена. Там же могли стоять кужонки с мукой и солонки.

На палатный (м.н. – «мужской, хозяйский») воронец у входной двери часто клали шапки и рукавицы. На воронцах могли находиться кадушки и горшки, которые ставились здесь для более быстрого скисания молока, а также коробка из лучины для хранения хлеба и другой выпечки, берестяные кужонки с мукой и сущиком, берестяные коробки с солью, сито, решето, пустые медные котлы, перевернутые кверху дном.

В посуднике стояли горшки – «роговатики», глиняные тарелки и миски. Здесь же лежала поварешка–уполовник. Вилки, по свидетельствам многих информантов, хранились в специальном приспособлении рядом с печью в стене. Это была деревянная планочка, слегка отстоящая от стены на деревянных штырях, за которую затыкались вилки. Ложки могли храниться в ящике обеденного стола, в ящичках посудника, в шкафу у рундука, в кужонке на прилавке. Пустые чугунки и котлы ставили под лавку. Под хозяйственный стол, либо на рундук или на воронцы. Пустую квашню держали на лавке или на лавочке под посудником (если в избе стол – «курятник» отсутствовал).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Чайная посуда подразделялась на праздничную и повседневную. Праздничную посуду хранили в буфете в горнице, повседневную – в избе в навесных посудниках. Повседневная посуда могла состоять из фарфоровых чашек с блюдцами (качество фарфора и стоимость посуды зависела от достатка семьи) Это могли быть и стеклянные стаканы с блюдцами или глиняные кружки с ручками, из которых пили чай мужчины. Сахарницы были из прессованного стекла на высоких ножках, чайницы – стеклянными с притертыми крышками.

Обеденная посуда состояла из большой общей глиняной или деревянной миски, в которой подавали еду, фарфоровой или фаянсовой (м.н. – «питной») чашки с квасом, которым запивали основную пищу, деревянных ложек и медной солонки на высокой ножке (иногда она была деревянной точеной). За обедом стол всегда застилался белой холщовой скатертью (м.н. – «скатередка»).

Посуда для варки пищи на жаратке [12] и в печи была различной. На жаратке пищу варили или в медных котлах с дужками, которые подвешивали на специально устроенный рядом с жаратком крюк или в кастрюлях с одной ручкой – на таганке. Для приготовления пищи на жаратке были приспособлены также котлы и сковороды на ножках. В медных луженых котлах варили кашу, щи или уху. В больших глиняных горшках (втрое меньше, чем глиняная квашня–дежь) заваривали загусту, в горшках поменьше парили репу и топили молоко. На чугунных сковородках жарили рыбу, овсяные блины. Сито было необходимо для просеивания муки на калитки, а также для приготовления крахмала, который первоначально цедили через решето. У зажиточных крестьян самоваров в избе было несколько. Те, у кого не было самоваров, имели медные чайники. Чайник употребляли и тогда, когда необходимо было быстро согреть небольшое количество воды. Грели его на таганке. Котлы, горшки, самовары и чайники размещали на воронцах, сковороды – в подпечье или в специальном углублении на лицевой части печи.

В крестьянском быту Заонежья широко использовалась берестяная и бондарная посуда. В ушатах с крышкой готовили квас, в больших бочках, собранных из толстых клепок, солили мясо, в больших пятиушатных чанах хранили воду. Вся посуда, связанная с уходом за скотом, тоже была в основном бондарной: лохани для запаривания пойла. Подойники, небольшие шайки для пойки телят и кадушки для хранения молока. Зимой чан для воды ставили в избе у входа, летом – выносили в сени. Прочую бондарную посуду заносили в избу из сеней или кладовки лишь тогда, когда в этом появлялась хозяйственная потребность.

На покос пищу носили в берестяной посуде: в больших туесах (м.н. – «лубянки») – молоко и простоквашу, в маленьких – масло; в берестяных солонках с деревянными пробками – соль. В доме эта посуда находилась обычно в чулане или на чердаке (м.н. – «вышка»).[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

В берестяных кужонках с высокими бортами хранили муку и крупу (в чулане), широкие кужонки с низкими бортами использовались при просеивании муки. Свежеиспеченный хлеб выносили остужаться в сени или в чулан. Хлеб и другую выпечку держали в лучинковых корзинах с крышками (мера предосторожности от грызунов). Молоко и молочные продукты (сметану, молоко, масло) хранили в молочном шкафу, в сенях. Шкаф имел обычно два отделения, в одном из них могли быть инструменты. Инструменты хранились и на чердаке, там же находились косы – горбуши. Горшки с молоком в шкафу накрывали деревянными кружками (м.н. – «накровцами»). Здесь же могли держать и стряпню. При отсутствии в доме молочного шкафа молочные продукты и выпечку хранили в чулане. В чулане в бондарной посуде держали грибы и толченые ягоды. Причем клюкву сохраняли в сухом виде в корзинках, подвешенных к потолку. На деревянных гвоздях висела вяленая рыба и мясо. Часто в чулане стоял ларь на три отделения (м.н. – «трехжирок») для хранения муки. Здесь же лежали все сопутствующие предметы: совки, решето, сито, кужонки для просеивания муки.

Если чуланов было два, то во втором из них хранилось в сундуках праздничное платье и белье. Это был давний обычай, упомянутый еще П.Н.Рыбниковым: «Некоторые в светлом чулане устраивают жилую чистую комнату или боковушку… Здесь уже нет ни полок, ни воронцов и лавки нередко заменяются самодельными стульями. Главную принадлежность этой комнаты составляет самовар и небольшой шкафчик с чайными чашками – это вообще столовая, гостиная и приемная комната» [13] . В чуланах или кладовых у некоторых крестьян стояли сундуки обитые железом, в них хранились ценности и деньги.

В сенях крестьянского дома имелись полки, на которых лежали смазанные и обмотанные тряпкой серпы. На стене, как правило, находилась топорница. Кроме молочного шкафа в сенях стоял блинный столик, который вносили в избу, когда стряпали, корыто для стирки белья, иногда здесь устанавливался стол с каменными жерновами для размола муки. В сенях второго этажа двухэтажных домов находилась лестница, ведущая на чердак.

Чердачное помещение служило зимой для сушки белья, там хранили домашнюю утварь (кадушки, бочки, корыта) и непригодную для употребления мебель. Здесь же сушили кожу. На чердаке, кроме того, держали пустые корзины и кошели. У некоторых на чердаке были жернова (крупорушки). Под лестницей на чердак иногда встраивали шкаф для хранения постельных принадлежностей. Иногда их складывали в сенях на встроенную в стену (дверную) деревянную кровать.

В экспедиционных записях 1931 г. Зафиксировано, что крестьяне редко для себя употребляют простыни, а если где и употребляют, то из самого грубого холста. Закрываются «тулупами» или домоткаными одеялами. Хорошие одеяла берегут. Сами часто спят на матрацах–постелях, набитых сеном, или на более худшего качества перинах. Летом спят в сенях, на сеновалах, а в избах – очень редко, так как очень жарко. В каждой избе есть перины, на которых сами хозяева и дети не спят, а берегут специально для гостей. Также для гостей есть подушки и простыни [14] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Сведения относительно размещения на ночлег больших крестьянских семей позволяют сделать следующие выводы: спали на деревянных кроватях в избе и горнице, на печи, прилавке, лежанке, на лавках, приставляя к ним скамейку или деревянные щиты, второй конец которых укладывался на стульях, и на полу.

Различные возрастные группы распределялись на ночлег следующим образом: родители спали на кровати в избе; на лежанке и печи – старики, в горнице – те, кто помоложе. В одном случае было упомянуто, что в горнице находилось две кровати: на одной спали девочки, на другой – мальчики [15] . В другом было сказано, что «в горнице спали девчонки» [16] . Остальные члены семьи спали на полу на постельниках, набитых сеном. В люльке спал грудной младенец. Домотканый постельничек в люльке набивался сеном или мякиной, подушка была перовая. Занавеску – «огибку» к люльке делали из старого сарафана, юбки или передника. К веревкам люльки привязывали обычно рожок для кормления младенца и деревянные колечки, служившие ему игрушками.

Кровать, стоявшая в избе или горнице, всегда накрывалась «настилальником» с подзором, а сверху одеялом, сотканным из тряпок. На одеяле горкой клали подушки 3–4 штуки. У старых людей в 1930-х гг. были красные наволочки, а вообще, наволочки в начале XX в. шились из набивного ситца. Окна в 1930-х гг. завешивались красными ситцевыми занавесками, сшитыми из одного куска (м.н. – «задергушки») или из двух (м.н. – «раздергушки»).

Из окон в избе в середине XIX в. открывалось лишь одно «столовое» окно. Стекла в рамах вставлялись в шпунт. Рамы были двойными. В двух случаях были зафиксированы одинарные рамы [17] . Зимой в такие окна снаружи вставлялись соломенные ставни.

Солома вообще довольно широко использовались в крестьянском быту. Так, вымытый в субботу пол в избе застилали свежей соломой или половиком, вытканным из очесов льна и сшитыми в 2–3 полосы (м.н. половика – «припон»). Полы мыли (м.н. – «стирали») по субботам. Вываривали из золы щелок, смешивали его с песком и полученной смесью при помощи голика (веника без листьев) терли полы. Полы в горнице после мытья застилали ткаными полосатыми половиками. Припоны и солому из избы убирали на следующий день. Раз в год (на Пасху) тщательно мыли потолки и стены. Потолки в избах с курной печью были черными, блестящими от копоти. Когда же потолки мыли не щелоком, а простой воды, то о них говорили, что потолки выкрашены «лентяйской краской». Чтобы изба меньше грязнилась, рабочую обувь крестьяне оставляли в сенях или у дверей в самой избе и одевали валенки, если таковые имелись.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Чистыми были и курные избы. Вот как описывается одна из курных изб д. Обозеро (окрестности Косельги) в 1931 г.: «Изба у него (крестьянина Сысоева. – Л.Т.) снаружи совсем разваливается, внутри же очень чисто, несмотря на то, что изба «курная». Стены – белые, только весь потолок и верхние балки совсем черные. Спрашивали его жену, всегда ли при топке дым и не тяжело ли? Нет, привыкли, да и дым виз не идет, все по верху ходит» [18] .

Черную, как и белую печь в крестьянской избе топили один раз в день. Лежанку в горнице топили через день или каждый день.

По свидетельствам информантов, горницы использовались как парадное помещение для приема гостей. Если семья была большая, то часть ее членов устраивалась на ночлег в горнице. Стены в горнице были оклеены обоями, потолки покрашены в белый цвет. В одном случае щели между гладко обструганными бревнами в горнице были заделаны досками–нащельниками и потому не оклеены.

Обстановка крестьянских горниц конца XIX – начала XX вв. несла на себе отпечаток городской культуры этого периода. Вот описание горницы в д. Косельга в 1931 г.: Дальше идет вторая комната меньших размеров. Там обстановка почти городская. Вместо скамеек – стулья. Есть один диван. Над столом – масса икон и рядом с ними сбоку и внизу несколько рамок с фотографиями. Висит одно большое зеркало, потемневшее от старости. В комнате, кроме того, стоят два гардероба» [19] .

Неотъемлемой частью каждой горницы был стол (как правило, раздвижной) со стульями местной работы или гнутыми венскими, диван, шкаф для чайной посуды, комод, одна или две кровати, зеркало. На комоде, лежанке или специальном маленьком столике стояли парадные самовары. В красном углу висело большое число образов и лампадка, которую зажигали по праздничным дням. На стенах в покупных дорогих рамках под стеклом висели портреты родственников и членов императорской фамилии. Часто в горнице стояли сундуки. Причем число их, как правило, соответствовало числу девиц на выданье в семье. В отдельных случаях в горнице стояли шкафы для одежды (м.н. – «платеные»). У наиболее зажиточных крестьян в горнице были зингеровские швейные машины и дорогие настольные и подвесные фарфоровые керосиновые лампы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Помимо горницы на втором этаже зажиточных крестьянских домов (в окрестностях Сенной Губы и Великой Губы) часто имелась комната, носившая название «зала» [20] . Это было парадное помещение для приема гостей.

В «зале» никогда не было кроватей. Здесь стояла мягкая мебель: стулья, диваны, круглые столы, банкетки; граммофоны, комнатные декоративные цветы. Стены были оклеены обоями, потолки выкрашены белой краской. На стенах висели часы с боем, зеркала, фотографии в рамках. Во многих домах были вязаные крючком скатерти и салфетки.

В дневнике К.К.Романова в 1926 г. Описана обстановка парадных помещений для приема гостей в Заонежье: «Во внутреннем быту видно мещанство. Крестьянского типа почти не видно… В домах много мебели… хотя есть рядом с этим лавки. На окнах часто занавески из тюля или коленкора, часть цветные. Иногда занавески в виде ламбрекенов из белой бумаги с вырезными кружевами» [21] .

Подтверждение высказыванию К.Романова находим в дневниковых записях 1931 г.: «Обстановка в «зале» разнообразная: встречаются комоды, стулья, даже мягкие кресла, диваны. Но по стенам в «зале» идут лавки. В «зале» по большей части не русская печь, а лежанка. В переднем углу висят всевозможные иконы со всякого рода святыми» [22] .

На основе вышеизложенного можно сделать вывод о том, что на интерьерах заонежских жилищ явственно отразились изменения, связанные с переходом крестьянских хозяйств от замкнутого на самое себя производство к занятиям, во многом ориентированы на отхожие заработки в города и прежде всего – в Петрозаводск и Петербург. Из столицы России и столицы края в Заонежье проникали новые для заонежан эстетические и ценностные ориентировки, в соответствии с которыми были созданы почти что городские интерьеры комнат для приема гостей (м.н. – «кабинеты», «залы») и стилизованные под городские вкусы интерьеры традиционных горниц и светелок. На протяжении XIX – начала XX вв. менялись и интерьеры крестьянских изб, приспособленных как нельзя лучше для проживания в избе большой патриархальной семьи. Эти изменения принимали порой широкомасштабный характер.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]

Так, к началу XX в. все окна избы (три по фасадной и три по боковой стенам) стали делать как в городах, абсолютно одинаковых размеров – вровень с самым высоким когда–то средним по фасадной стене окном. Стало возможным по-новому разместить стол в избе, а именно: против ближнего к иконам окна и против простенка между этим (ближним к иконам) и средним окном. Стол иногда ставили торцом не к лицевой, а к боковой стене. Сыграло свою роль распространение в быту занавесок и шторок на окнах – это привело к тому, что закрывающиеся ставни перестали изготовлять, и те превратились в декоративный, неподвижный элемент наличников. Когда-то закрытые ставни, пропускавшие свет белой северной ночи лишь сквозь фигурные прорези в досках, придавали интерьеру заонежской избы особый и неповторимый колорит. Унификация окон избы имела и другие последствия – распахиваться наружу стало только среднее по фасадной стене окно: их делали там, где окна ближе всего подступали к столу. С конца XIX в. в отдельных домах заонежских купцов все наружные окна избы по городской моде были двухстворчатыми, распахивающимися наружу.

Городские мещанские элементы в интерьерах заонежских изб, топившихся по-белому, можно обнаружить также в кладке и отделке кожухов печных труб. Согласно «городским манерам», в избах иногда рукомойник заменялся умывальником, а месторасположение его начало варьировать. С влиянием города связано и появление в интерьерах изб заонежан навесных полок–блюдников (для тарелок), полок для вилок, чайной посуды, а также табуреток.

И все же единственным кардинальным изменением стало лишь выделение особой комнаты для гостей (кабинета или зала), исключавшей ее полностью из традиционного круга жилых помещений, имевшихся в жилищах Заонежья. Все прочие, даже самые сильные изменения в интерьерах XIX – начала XX в. очень мало либо совсем не повлияли на сложившийся бытовой уклад заонежан. Наоборот, сам бытовой уклад заонежан определял, какие из инноваций принять, а какие отвергнуть. Именно поэтому не подвергались изменениям и не исчезали из интерьеров изб Заонежья вплоть до полного разрушения традиционного бытового уклада их жизни такие элементы, как неподвижные и переносные лавки, деревянные конструкции печи, воронцы и др.

• [1] Рыбников П.Н. Этнографические заметки о «заонежанах»// Памятная книга Олонецкой губернии на 1866 год. Петрозаводск, 1866. С.3–33; Майнов В. Поездка в Обонежье и Корелу. СПб, 1877; Санитарные и гигиенические условия крестьян Повенецкого уезда // Вестник Олонецкого губернского ведомства. 1908. №13; Романов К.К. жилой дом в Заонежье// Крестьянское искусство в СССР. Л., 1927. С.21–50.
• [2] Романов К.К. Дневники поездки 1926 г. // Архив Ленинградского отделения Института археологии (далее – ЛОИА). 29. Д. 143, 165; Материалы этнографической экспедиции историко–лингвистического Института в Заонежье (Сенногубский сельсовет) 1931 г. // Архив Карельского научного центра РАН (далее – АКНЦ). Разр.6. Оп.1. Д.60–94.
• [3] Трифонова Л.В. 1) Дневник 2 экспедиции музея «Кижи» в Шуньгский сельсовет Медвежьегорского р-на в июле 1987 г. // Научный рукописный фонд музея «Кижи» (далее – НРФМК). №183; 2) Дневник 2 экспедиции музея «Кижи» в Сенногубский и Великогубский сельсоветы Медвежьегорского р-на в сентябре 1987 г. // Там же №184; см. также: Воробьева С.В. 1) Дневник экспедиции в Заонежье (Сенногубский сельсовет) в июле–августе 1982 г. НРФМК. №101; 2) Дневник 1 экспедиции музея «Кижи» в Шуньгский сельсовет Медвежьегорского района в июле 1987 г. // Там же №181; 3) Дневник 1 экспедиции музея «Кижи» в Сенногубский и Великогубский сельсоветы Медвежьегорского района в сентябре 1987 г. // Там же. №182.
• [4] Рыбников П.Н. Указ. соч. С.24–25.
• [5] Майнов В. Указ. соч. С.133–137.
• [6] См. сноску 2 и 3.
• [7] НРФМК. №184. Л.51.
• [8] АКНЦ. Разб.6. Оп.1. Д.69. Л.9; НРФМК. №184. Л.9.
• [9] Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища. М., 1962. С.124.
• [10] НРФМК. №181. Л.11, а также: АКНЦ. Разр.6. Оп.1. Д.66. Л.36; Д.75. Л.45.
• [11] АКНЦ. Разр.6. Оп.1. Д.87. Л.21.
• [12] Жараток русской печи в более южных районах России – это углубление в шестке печи для засыпания углей, чтобы сохранять их в тлеющем состоянии. Печи заонежан, как и соседних карел и вепсов, имели ту особенность, что жаратков было два, и над одним из них можно было варить пищу в подвесной посуде, не затопляя саму печь.
• [13] Рыбников П.Н. Указ. соч. С.25.
• [14] АКНЦ. Разр.6. Оп.1. Д.66. Л.35.
• [15] НРФМК. №183. Д.13.
• [16] Там же. Л.20.
• [17] НРФМК. №183. Л.29; №184. Л.42.
• [18] АКНЦ. Разр.6. Оп.1. Д.73. Л.33.
• [19] Там же. Д.87. Л.15.
• [20] Фотоархив ЛОИА, фотография 2–32857.
• [21] Архив ЛОИА. Ф.29. Д.143. Л.127.
• [22] АКНЦ. Разр.6. Оп.1. Д.66. Л.38.